. Дипломная работа состоит из содержания, введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.
ГЛАВА I. РАЗВИТИЕ ГОСУДАРСТВА В 7-8 ВЕКЕ
. ВОЦАРЕНИЕ ДИНАСТИИ ТАН (618-907)
Танский период стал эпохой расцвета средневекового Китая. Объединению страны под властью Танского дома во многом способствовала политика Ли Юаня, сумевшего добиться поддержки различных групп населения. Он отменил податную задолженность за прошлые годы и ограничил сроки государственной барщины, освободил крестьян, проданных в рабство. Новые власти объявили о помощи голодающим, вели борьбу с последствиями наводнений. Политическим противникам было обещано помилование в случае изъявления покорности. Государство покровительствовало купцам и торговле.
Хотя Ли Юань обещал амнистию восставшим, он уничтожил повстанческие центры, а руководителя восстания Доу Цзяньдэ приговорил к казни. Вооруженная борьба за объединение страны и гибкая политика дома Тан обеспечили им к 628 г. полную победу. Важным этапом на пути к ней стало возвращение Ли Юаня к традиционной надельной системе в 624 г. Впервые в истории об этой аграрной системе можно судить не только по государственному законодательству, но и на основе данных подворных реестров (обнаруженных во время экспедиций в 1907-1914 гг. на северо-западе Китая - в Дуньхуане и Турфане, свидетельствующих о претворении указа в жизнь на всей территории огромной страны вплоть до самых ее окраин.
Длительные войны и междоусобия начала VII в. привели к опустошению страны - запустению полей, массовой гибели населения. Ведя борьбу с могущественными соперниками, Танский двор вновь обратился к надельной системе. По эдикту 624 г. каждый взрослый трудоспособный мужчина получал право на садово-огородный надел и пахотное поле в 80 му, подлежащее ежегодному переделу с учетом изменения возрастного и семейного состава хозяйств.
Вначале трудоспособным считали каждого, достигшего 18-летнего возраста (при нехватке рабочих рук), а впоследствии, когда все пустоши были распаханы, - 21 года. Размеры наделов зависели от качества почвы, от степени заселенности данной местности. На садово-огородном наделе следовало сажать тутовые и другие деревья. При некоторых ограничениях это наследственное владение семьи можно было покупать, продавать и закладывать. Распоряжаться подобным же образом с пахотным участком, кроме исключительных случаев, не разрешалось. Однако эти оговорки - лишнее свидетельство того, что купля-продажа и заклады всех видов земель практиковались. Новым при Тан явилось лишение женщин (кроме вдов) права на надел. В отличие от частных государственные рабы получали полный или половинный надел, что фактически превращало их в обыкновенных крестьян.
И чтобы ни один из податных не смог ускользнуть от налогообложения, над ними был усилен контроль. Учет населения по возрасту велся по пяти категориям: от рождения до 4 лет, от 4 до 16, от 16 до 21 года, от 21 до 60 и, наконец, после 60. Трудовая повинность была сокращена с 30 до 20 дней в году. В местах, где ткани не производились, взималось серебро, а у скотоводов - бараны. Если крестьянин отрабатывал больше положенного времени, его освобождали от части уплаты зерном и тканями. На время освобождались от податей поднявшие целину и перешедшие в малонаселенные районы. В танский период в половинном размере надел могли получить также купцы и ремесленники. В условиях надельной системы непосредственные производители становились вместе с наделами единым объектом собственности государства, облагаемым рентой-налогом.
Необходимые для проведения надельной системы детальный учет населения, фиксация повинностей, бесперебойное поступление налогов в казну обеспечивались принципом круговой поруки. Низшей административной единицей была общинная деревня, чьи традиционные органы самоуправления все более становились звеньями фискального аппарата государства. Вместе с тем анализ реестров показывает, что казна нередко шла на компромисс и община продолжала играть определенную роль в регулировании землепользованием крестьян на основе норм обычного права.
Надельная система заложила основу процветания страны. После нескольких лет упорной борьбы с соперниками танский дом смог стабилизировать положение. Однако само царствование Ли Юаня было непродолжительным. Его сын Ли Шиминь (Тай-цзун) хладнокровно расправился со своими братьями, а затем, заставив отца отречься от престола, занял его место. Процарствовал он 23 года (626-649).
Расцвет танского Китая не в последнюю очередь был связан с государственной мудростью его правителей. Первые танские императоры, сознательно следуя курсу своих суйских предшественников, учли и их печальный опыт упущенных возможностей. Особенно преуспел в этом Тай-цзун - властный и умный правитель, обладавший завидным политическим чутьем и тактом. Не случайно именно он в своей деятельности воплощал учение «о гармонизации мира (государства) ради блага народа» (цзин цзи), направленное на достижение социальной гармонии (как продолжения космической) и пресечение мятежа и хаоса. Автором этого учения, предложившего реальный путь к воплощению идеалов предков в современных условиях, был Ван Тун (584-617), создавший в подражание «Луньюю» «Изложение о середине» (Чжун шо). Его социально-политический проект достижения «Великого равновесия», представленный еще в суйское время, тогда был отклонен императором, но учение Ван Туна воплотили в жизнь его последователи - крупные танские сановники. Ли Шиминь, почитаемый традицией «образцовым правителем», умело трактовал заветы древних ради насущных задач современности, последовательно разделял суйскую версию конфуцианских канонов.
Учение о гармоническом управлении предполагало необходимость перенесения принципа природной гармонии с помощью космоткача в лице современного правителя на общество и государство. В этом виделось присущее китайской культуре представление о политике (как и любом созидании-творчестве в целом) как искусстве природосообразного действия, предусматривавшего соблюдение во всем принципа золотой середины (т.е. ритма и меры) с учетом расстановки сил в стране, чтобы балансировать на грани возможностей.
Действуя в этом духе, Ли Шиминь (много сделавший для усиления контроля над бюрократией, чтобы стабилизировать власть правителя) в то же время добивался при дворе более равномерного и целесообразного представительства важнейших регионов, последовательно поощрял приток свежих сил в администрацию. Показательно, что именно в этой среде появились ученые-сановники, «таланты, (разумевшие) цзин цзи». Они владели умением гармонизировать мир ради блага народа и считали себя наряду с правителем ответственными за состояние дел в стране. Одним из них был Вэй Чжэн, прозванный современниками Человек-зеркало, в чьи обязанности входило нелицеприятно указывать сыну Неба на его промахи и наставлять в политике. Недаром самого сановника, претендующего на роль «зеркала гуманности», рассматривали ретранслятором мудрости, почерпнутой из древних канонов.
Плодотворный диалог правителя и подданного, гармонично взаимодействующих как большой колокол и малая свирель, во многом благоприятствовал созданию политического курса двора, обеспечивая культурный и политический взлет Танской империи.
. СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ТАНСКОЙ ИМПЕРИИ
В условиях средневекового Китая государственная организация складывалась по древним образцам, а все общество воспринималось как сложная иерархическая система. Основой этой системы служил тезис конфуцианства, гласивший о том, что благородный муж должен возвышаться, а низкий, недостойный - умаляться. Предполагалось, что членение общества на верхи и низы справедливо, если соблюден критерий совершенства. В основе иерархии лежал моральный принцип: социальную пирамиду увенчивал сын Неба, ставший им за свои добродетели, далее шли благородные (гуй), а большинство подданных назывались «добрым людом» и «низким людом».
Конечно, уже в древности, а тем более в средние века этот принцип был нарушен, а порой даже «перевернут»: те, кто был наверху, уже только поэтому считались благородными (часто не будучи таковыми). Но пока на уровне идеала этот принцип еще «работал», он обеспечивал потенции дальнейшей эволюции общества.
Все жители Поднебесной считались подданными государства, персонифицированного в особе императора. При этом каждая прослойка общества придерживалась определенных правил поведения и этикета, имела свое экономическое обеспечение, свой тип одежды, украшений и жилищ.
Высшим слоем общества была привилегированная наследственная аристократия. Она различалась по титулам и рангам и получала соответствующие по размеру земельные владения. К потомственной знати причислялись некоторые чиновники и сановники из числа «особо заслуженных». В Китае не было майората, и многодетность в знатных домах приводила к дроблению крупных землевладений и борьбе в среде титулованной знати.
Наиболее многочисленную часть правящего слоя общества составляли чиновники, служившие опорой централизованной власти. Они занимали различные ступени на иерархической лестнице чинов и делились на девять рангов. Чинам и рангам соответствовала оплата в виде земельного владения или жалованья. Ни звание, ни ранг, ни право на должностное землевладение не передавались по наследству. Новые поколения чиновничества пополнялись за счет молодых талантов: лишь сдавший экзамен и получивший ученую степень мог стать кандидатом на должность в государственном аппарате.
Большая часть населения (не считая знати и чиновников) причислялась к так называемому «доброму люду». В их обязанности входили обработка земли и своевременное выполнение всех видов повинностей. Подавляющее большинство «доброго люду» составляли крестьяне. Некоторые из них, прикупив земли, использовали труд арендаторов, «пришлых» и рабов. Занятие земледелием считалось почетным. К «доброму люду» причисляли и ремесленников, и купцов, облагаемых податями и повинностями так же, как и крестьян. На самом низу социальной лестницы находился «подлый люд», включавший тех, кто не платил налога (актеры, нищие, проститутки), а также лично-зависимых, слуг и рабов.
Социальная структура общества Китая, несмотря на дробление на обособленные социальные группы, не воздвигала между ними непроходимых перегородок и тем самым не исключала передвижения каждого по иерархической лестнице. Выходец из рядовых налогоплательщиков мог оказаться среди верхов общества. Имело место и обратное: сановника за преступление могли понизить в должности или, более того, разжаловать в простолюдины.
Система государственного устройства и бюрократический аппарат складывались на основе опыта, накопленного в древности. Верховная власть концентрировалась в особе императора, сыне Неба и одновременно отце своих подданных. А он, обладая неограниченными правами, должен был управлять страной на основе традиций и законов, опираясь на разветвленный бюрократический аппарат. По традиции государь считался представителем высших небесных сил и проводником их воли. Сын в общении с Небом, он одновременно выступал в качестве заботливого отца для любимых старших сыновей - чиновников - и неразумных младших детей - остальных подданных. Так природная по характеру семейная структура распространялась на все общество.
От императора требовалось, чтобы он вступал в контакт с великими предками и заботился о народе. Ближайшими помощниками сына Неба были два советника - цзайсяны. Их должности занимали члены императорского дома или влиятельные сановники. Управление страной осуществлялось через три палаты Кабинет министров, Совет Двора, Государственную Канцелярию. Эта трехчастная система центральных органов, пройдя долгую эволюцию приняла в танское время достаточно завершенный вид. Кабинет министров ведал в основном органами исполнительной власти, а две другие палаты готовили и публиковали указы императора.
Согласно традиции государственный аппарат как средство уп-равления по своей структуре рассматривался уподобленным про-должением личности монарха. Тем самым личностные функции сына Неба - его телесная зримость (внешний облик), речь слух, зрение и мышление - посредством государственного аппарата рассредоточивались в социальном пространстве, воплощая коммуникативную способность правителя налаживать гармоничное общение с Небом и подданными. Поэтому понятно, что функции палат составляли единый организм и не были узко специализированы, а как бы дополняли друг друга. Император должен был лишь регулировать общение трех палат (порой успешно противопоставляя их друг другу), чтобы контролировать и держать всю систему в равновесии. В этом, в частности, проявлялась государственная мудрость, обусловленная характером всей китайской культуры, - добиться успеха в деле управления можно было лишь при соблюдении гармонии между целью и средством. Процедура функционирования государственного аппарата, нацеленная на выработку целесообразной политики, проходила несколько этапов, предусматривая рассмотрение любой проблемы с «трех сторон» (т.е. в трех палатах).
Так, например, указы правителя составлялись на основе информации, поступавшей в докладах с мест, доклады же направлялись для первичного рассмотрения в Кабинет министров, выполнявший совещательную функцию. Далее сведения, изложенные в докладах, проверялись в Совете Двора и лишь затем, после длительной дискуссии, Государственная канцелярия накладывала свою окончательную резолюцию. Если мнения Совета Двора и Государственной канцелярии расходились, в дело лично вмешивался сам император. Цикл выработки указа и его шлифовка общими усилиями замыкался на Кабинете министров, куда он уже в окончательной редакции вновь поступал для исполнения.
В свою очередь эта исполнительная функция Кабинета министров реализовывалась через шесть традиционных ведомств. Главным из них было Ведомство ритуала, который пронизывал все стороны жизни средневекового общества. Это ведомство следило за соблюдением обрядов, нравственностью подданных, их образованием, религиозными организациями. Кроме того, в его функции входили организация приема иностранных послов и посылки посольств, а также надзор над остальными пятью ведомствами.
В обязанности Ведомства чинов входил контроль за назначением чиновников и их увольнением, своевременным перемещением по должности и награждением. Финансовое - вело учет податных и наделов, упорядочивало обложение налогами. Военное ведомство занималось военными чинами, войсками, охраной границ, ведало военными поселениями на окраинах империи. Ведомству наказаний были подчинены суды, тюрьмы, судопроизводство. Ведомство общественных работ определяло характер трудовых повинностей, проведение работ по строительству, устройству дорог, перевозки, обеспечивало функционирование ирригационной системы.
При дворе были специальные управления по обслуживанию персоны императора, императорских палат, гарема, охраны имущества казны.
Исключительная роль принадлежала палате инспекторов и цензорату, служившим как бы глазами и ушами правителя. Вместе с тремя палатами эти контрольные органы способствовали реализации власти сына Неба, обеспечивая непрерывность потока информации во всех звеньях государственного аппарата, снизу вверх к правителю и наоборот. Но, прежде всего они контролировали бюрократический аппарат, как в столице, так и в провинции, причем имели право подавать доклады непосредственно сыну Неба, минуя промежуточные инстанции. Само существование такого контрольного органа должно было служить единоначалию власти и предотвращать любые нежелательные тенденции в стране. Вся империя делилась на провинции, округа и уезды, различавшиеся по категориям в зависимости от числа податных и массы налоговых сборов.
Важной функцией государственного аппарата явилась организация экзаменов трех степеней. Испытания проводили главы администрации, причем столичные экзамены на высшую степень цзиньши устраивались при императорском дворе. Экзаменационная система обеспечивала высокий уровень конфуцианской образованности кандидатов в чиновники и высокое качество имперской администрации. Высшая ученая степень давала право на замещение ключевых административных постов. Кроме того, экзаменационная система служила методом проверки благонадежности кандидатов в чиновники, воздействия на направление умов образованной части общества и обновления чиновного аппарата власти, регулярно снабжая его новыми кадрами вплоть до уездного уровня.
Ниже уездных центров стояли деревенские организации, возглавляемые старостами. В деревне низшей единицей были объединения четырех или пяти дворов, в свою очередь входившие в более крупные общинно-административные деревенские организации.
Старосты и общинные органы самоуправления вели учет населения, наблюдали за возделыванием полей и шелководством, своевременной уплатой налогов, выполнением трудовой повинности, обеспечением круговой поруки, отвечали за порядок и спокойствие в деревне, отправление религиозных церемоний. Им надлежало следить, чтобы в округе не было беглых разбойников и контрабандистов.
В эпоху Тан была кодифицирована традиционная правовая норма. После долгой и кропотливой работы в 737 г. опубликовали всеобъемлющий кодекс «Тан люй шуи», оказавший влияние не только на юридическую мысль Китая на протяжении нескольких столетий, но и ставший образцом для законодательства сопредельных с Китаем стран Дальнего Востока. Его мировоззренческой основой было конфуцианство, облекавшее полной юридической компетенцией лишь императора. Главным принципом государственного правления стала детально разработанная регламентация всех сторон жизни, строгая социальная иерархия и административная субординация. Жестко карались малейшие нарушения порядка при дворе и проступки против сына Неба.
В духе юридических норм, определенных еще в древности, кодекс отождествлял этические нормы в государстве с этикой семейной. Конфуцианская мораль нашла отражение в признании отцеубийства тягчайшим преступлением. Свод уголовных законов определял прежде всего отношения между родственниками, хозяевами и рабами. Большинство статей кодекса было посвящено привилегиям и обязанностям «любимых сыновей» сына Неба и одновременно «пастырей народа» - чиновников. Уложения, касающиеся этой прослойки, достигли в кодексе завершенной полноты и отточенности.
Чиновники, обладавшие рангами, пользовались привилегиями: личный ранг определял должность и реальный правовой статус чиновника. Они могли избежать физических наказаний путем понижения их ранга, должности или титула. Правда, это означало нежелательную для конфуцианцев «потерю лица», что было нестерпимым унижением для провинившегося. Родство с высокопоставленным чиновником становилось источником привилегий. В то же время все действия чиновников находились под неусыпным контролем. Более того, совершенные ими даже незначительные проступки, например нарушения нормативных сроков обработки документов правителя, карались весьма сурово.
Кодекс в целом стоял на страже интересов государства. Степень наказания обычно имела ситуационный характер, т.е. зависела от статуса виновного и жертвы. Так, хозяина за убийство провинившегося раба наказывали ста ударами большой палки, а неумышленное убийство господина рабом или слугами каралось смертной казнью.
Танская империя обладала значительными военными силами. Армия вербовалась из рекрутов, которые призывались на военную службу и проходили обучение. В каждой провинции и округе выставляли воинов, выделенных сельскими организациями. Войско обеспечивало империи успех обширных завоевательных походов. Армейские подразделения несли службу как в столице, так и в провинции. Императорский дворец и столицу охраняли гвардейцы. На границах военные поселенцы занимались хлебопашеством и несли военную службу. В случае надобности власти прибегали к услугам конницы кочевников. Военные чиновники по статусу, как и в эпоху Суй, считались ниже гражданских.
В отличие от предшественников правители династии Тан пересмотрели свою политику в отношении Тюркского каганата. Если основатель династии даже платил им дань, то уже в 628-630 гг. при Ли Шимине был осуществлен грандиозный поход против тюрок. За ним последовала целая серия захватнических походов по Великому шелковому пути. В 640 г. танские войска уничтожили государство Гаочан, расположенное в Турфанской низменности. Затем они вели многолетнюю войну против уйгур. В 657 г. с их помощью, а в 679 г. в союзе с Восточным каганатом танские власти нанесли окончательный удар Западному каганату.
Китайские гарнизоны размещались по всему древнему Великому шелковому пути вплоть до Урумчи. Вместе с караванами из государств Средней Азии в Китай и из танской столицы на запад шли послы, путешественники, паломники. В 648 г. в Китай прибыла посольская миссия от киргизов. Продвижению китайцев на запад способствовал распад державы Сасанидов. Как известно, последний сасанидский царь Йездигерд III даже просил заступничества у Китая.
При Ли Шимине продолжалось завоевание Кореи. В 645 г. танские войска приблизились к Пхеньяну, но из-за сопротивления горожан вынуждены были отступить. В 660 г. 130-тысячная китайская армия высадилась на юге Корейского полуострова и разгромила Пэкче. Его окончательное падение произошло в 663 г., когда Китай в союзе с государством Силла нанес поражение японскому флоту, прибывшему на помощь Пэкче. Одновременно китайские армии вторглись в Корею с севера. В 668 г. они захватили Пхеньян. Территории Когуре и Пэкче были превращены в военные губернаторства и присоединены к Китаю. Борьба корейцев против поработителей привела к объединению Кореи во главе с государством Силла. Китайцам пришлось отступить. Ту же традиционную политику разжигания вражды между племенами китайские власти вели в отношении киданей и мохэ. Когда же в 698 г. было провозглашено новое государство Бохай, дипломаты Срединной империи тщетно пытались использовать его против корейцев. В 705 и 713 гг. между Бохаем и Танской империей завязались торговые отношения.
С начала VII в. Китай установил первые официальные связи с Японией, откуда в 607 г. прибыли послы для переговоров. Могущественный китайский флот совершил экспедицию на острова Тайвань и Рюкю. Позднее с островитянами поддерживались посольские отношения.
В начале VII в. китайские войска разгромили племя тогонцев, родственных сяньбийцам (в пров. Цинхай), включив их земли в состав Танской империи. В 634 г. в Чанъань прибыли послы из Тибета. Через несколько лет, в 647 г., между Китаем и Тибетом был заключен мир, скрепленный браком Сроцзангамбо с китайской принцессой Вэнь Чэн. В Лхасе поселились китайские чиновники, военные, купцы.
Начало официальных отношений между Китаем и Индией также относится к VII в. В 641 г. в Чанъань прибыли послы из государства на севере Индии - Харши, но с распадом этой державы посольский обмен был прерван. Когда китайские послы Ван Сю-аньцэ и Цзян Шижэнь в 645 г. направились в Индию из Лхасы, на них было совершено нападение. Ван Сюаньцэ удалось бежать в Тибет, откуда он осуществил победоносный поход в долину Ганга. В VII-VIII вв. посольства в Китай приходили из Кашмира, Ма-гадхи, Гандхары, из княжеств Южной Индии и Цейлона.
Частые военные столкновения происходили на юго-западе с образовавшимся в Юньнани государством Наньчжао. Эти войны, как правило, кончались поражением Китая. Захватническая политика танского Китая распространялась и на юг. В 602-603 гг. китайские войска вторглись в северную часть современного Вьетнама, а затем направились к государству Тямпа, откуда вскоре они были вытеснены. В Северном Вьетнаме в 679 г. танские правители учредили наместничество Аньнань (Умиротворенный Юг). С Камбоджей, островной империей Шривиджайей и Читу (на юге Малакки) Китай поддерживал посольские отношения.
Китайское правительство пыталось использовать обмен посольствами для поддержания своего авторитета как на международной арене, так и внутри страны. Основы дипломатии, выработанные еще в древности, в VII-IX вв. начали складываться в стройную систему. Сутью ее было признание Китая главенствующим в мире государством, которому в лице императора должны подчиняться все зарубежные страны. Прибывающие в Китай были обязаны изъявлять покорность, а привезенные дары рассматривались как дань. Сложился особый церемониал приема послов, призванный символизировать сюзеренитет Китая. Властители стран, приславшие посольства, объявлялись вассалами императора. В знак особой милости им передавали ритуальные регалии власти, подарки, китайскую одежду.
Такой чисто номинальный сюзеренитет признавался лишь китайцами. Другие государства обычно рассматривали свои отношения с империей как равноправные. Однако в некоторых случаях имел место реальный вассалитет как определенная форма зависимости, обусловленная давлением и военной угрозой со стороны Китая. Так, вполне реальной была зависимость от Китая вождей некоторых тюркских и других племен после разгрома каганата, временный вассалитет государств Силла и Наньчжао в момент их ослабления.
Рост внешних связей Китая в VII-VIII вв. расширил внешнеторговые и культурные связи с зарубежными странами. В Китай приезжали посольства византийского императора, неоднократно прибывали и посланцы арабских халифов. Оживленные торговые связи поддерживались с Ближним Востоком не только через Великий шелковый путь, но и морем. Один из таких путей протянулся от Гуанчжоу до Багдада. Вместе с арабскими купцами в Китай проникло и мусульманство, появились и христианские проповедники несторианского толка. Столь значительное расширение связей с внешним миром объяснялось подъемом культуры и экономики не только Китая, но и многих государств Востока.
Городская жизнь Танского Китая была отмечена возрастанием значения города как культурного, экономического и политического центра. При этом стала очевидной и преемственность с древней традицией. Город, как живой организм, гармонически вписывался в природный ландшафт. Подобно любой структуре, построенной по законам традиционной китайской геомантии (фэншуйсюэ), он был ориентирован по частям света и, как правило, четко спланирован в виде прямоугольника. Пространство внутри городов, обнесенных земляными валами и стенами, делилось на замкнутые квадраты.
Не случайно композиция Чанъаня повторяла традиционную планировку дома-усадьбы Северного Китая, а сама столица строилась по канонам городов, сооруженных на равнинной местности. Расположенный напротив главных ворот императорский дворец с парком позади занимал место главного здания, за ним обычно находился сад или огород. Как и Чанъань, другие города, непременно с садами и огородами, естественно смыкались с сельской местностью. Более того, в самом городе широко культивировалось искусство разбивки парков, сотворенных по подобию первозданной природы, любование которой было эстетической потребностью китайцев. Как и в деревне, в замкнутых кварталах (при династии Северных Вэй - ли, а позже - фан) горожане, организованные в пятидворки и десятидворки, были связаны взаимной ответственностью, в том числе и перед казной. Квартальная застройка обеспечивала функционирование города по принципу сельской общины, зарекомендовавшей себя как устойчивая система.
Единство ритма пространства и времени в живом организме города проявлялось, в частности, и в развитой службе времени, направленной на регуляцию временных циклов жизни горожан. Подобная регламентация была единственно эффективным средством наладить городскую жизнь, не допуская в ней нежеланного хаоса. Так, ворота в городских стенах на ночь запирались, а специальные конные отряды, патрулируя улицы, следили за порядком. Всем, кроме чиновников высших рангов, ночью запрещалось выходить на улицу. Закон наказывал семьюдесятью палочными ударами каждого, кто в неположенное время осмеливался перебраться через городской вал или внутренние заграждения.
Четкое регулирование пространственной структуры города и временного распорядка его жителей во многом обеспечивало жизнеспособность городского организма, вобравшего в себя многочисленное население.
Славу и блеск Танской империи придавали три ее столицы -Чанъань, Лоян и Тайюань. Они поражали современников роскошью и сказочной красотой императорских дворцов, храмов и пагод, парками, прудами и цветниками при домах знати. На этом фоне особо выделялся Чанъань, послуживший образцом для постройки японского города Нара.
В восточной части Чанъаня находились императорские дворцы, дома знати и богачей. В городах функционировали административные учреждения, суды, тюрьмы, монастыри и кумирни. Здесь жили влиятельные сановники, чиновники и военачальники, купцы и монахи. В столице селились и чужестранцы, выходцы из Ближнего и Среднего Востока. Позднее, в начале VIII в., кроме даосских и буддийских монастырей и храмов появились манихейские, несторианские, зороастрийские святилища, алтари Маздака и другие храмы. В тесных и узких переулках ютились ремесленники и простой люд.
Постройка Великого канала, проведение административной реформы и меры по унификации денежного обращения способствовали оживлению городской экономики. В начале VII в. недалеко от морского побережья на магистрали Великого канала возник Ханчжоу. На путях с севера на юг вырос Кайфын, а на Великом канале - Янчжоу. Крупными торгово-ремесленными центрами стали Чэнду, Чанчжоу, Сучжоу. Значительно расширились древние портовые города Цюаньчжоу, Гуанчжоу, Учан.
. ОСЛАБЛЕНИЕ ТАНСКОЙ ИМПЕРИИ В VIII-IX ВВ.
Пик славы и процветания крупнейшей азиатской державы - Танской империи пришелся на годы правления императора Сюань-цзуна (713-755). Это время осталось в памяти потомков как период высочайшего взлета китайской культуры, который был подготовлен предшествующим периодом.
В VII в. значительных успехов достигла экономика страны. Развитие мелкого сельскохозяйственного производства стимулировалось проведением надельного землепользования. Расширилась площадь обрабатываемых полей, умножились сорта выращиваемых культур и урожаи. На юге стали больше выращивать сахарного тростника.
Строительство новых каналов и водоподъемных сооружений дало возможность возделывать поля в местностях, ранее не доступных для обработки. Одним из важнейших достижений было усовершенствование водоподъемного колеса (чаще бамбукового с глиняными кувшинами), приводимого в движение тяглым скотом или усилиями самих крестьян. Чтобы не истощать почву, землевладельцы чередовали посевы, оставляя часть земли под паром. Нередко на одном поле сеяли поочередно две культуры, поспевавшие в разное время.
Природная доминанта определяла общий принцип ведения сельского хозяйства, диктовала оптимальный вариант гармоничного соединения технических достижений и возможностей земли. Отличительной чертой танского земледелия стало выделение в нем двух главных регионов.
На Севере с его издавна антропогенным ландшафтом в условиях муссонного аридного климата технология земледелия отвечала уже давно сложившимся традиционным приемам, сводимым к высокому искусству общения крестьян с землей и навыкам владения сельскохозяйственными орудиями. Земледелец был «подключен» к сезонным циклам, ощущал, например, «спелость почвы», максимально готовой к посеву, сроки сбора урожая и т.п.
Целенаправленная деятельность государства на поддержание достигнутого ранее высокого уровня производительности труда и максимальное использование земли (при сохранении традиционных сельскохозяйственных орудий) дала свои плоды. Был достигнут значительный прирост производства зерновых, распахана (в основном реосвоена) в больших масштабах целина.
Что касается Юга, то там влияние антропогенной деятельности на вмещающий ландшафт ощущалось меньше, чем на Севере. В гористой местности с неглубокими мелкими долинами основным направлением в сельском хозяйстве стало террасирование горных склонов, расширение сети местной оросительной системы, рост применения тягловой силы скота. Хозяйственное освоение Юга шло под знаком природосообразной, высокопроизводительной технологии заливного рисоводства. Это обеспечивало меньшую уязвимость от непостоянства природной стихии. Созданные человеком поля были выровнены, а вода, подаваемая на них по мере надобности, - проточная, содержащая ил. Так постепенно наслаивался культурный слой чернозема. Сотворенная человеком грядковая культура риса на Юге гармонично вписывалась в естественные природные процессы и ритмы. Развитие шло по интенсивному пути и носило замкнутый натуральный характер. Учет своеобразия природных условий во многом способствовал общему подъему сельского хозяйства.
В течение VII в. увеличилось население страны. Вместе с расширением деревенской периферии возросло число городов и горожан. Рост общественного разделения труда стимулировал развитие ремесленного производства и общее благосостояние страны.
Таким образом, путем осуществления надельного землепользования (посредством которого государство реализовало свою верховную власть на землю и право распоряжаться налогами с нее, освещенное традицией) удалось гарантировать бесперебойность финансовых поступлений.
Но с происшедшими в VII-VIII вв. существенными изменениями в аграрных отношениях система контроля оказалась не в состоянии препятствовать безудержному росту крупных землевладений. Влиятельные частные дома, чиновники, купцы, прибегая к ухищрениям, а то и к открытому насилию, захватывали новые земли всеми доступными способами. Например, строя дамбы, сооружая каналы и водохранилища, они отводили воду и лишали крестьянские поля влаги, тем самым разоряя земледельцев. Вынужденные бросать свои наделы, те становились арендаторами и попадали в зависимость от хозяев земли.
На смену надельной системе с соответствующей ей формой землепользования постепенно пришла система земельных владений, обрабатываемых частнозависимыми арендаторами. Этот процесс протекал стихийно. К тому же императорский дом часто сам способствовал этому, жалуя родственникам и другим влиятельным лицам казенные земли (гуань-тянь) с крестьянами, часть этих земель сдавалась арендаторам.
Уменьшение числа государственных податных вело к сокращению налоговых поступлений и истощению казны. Бесконечно издаваемые императорские указы воспрещали «занимать поля без ограничений и скрывать податных», карали за «поглощение» полей и податных душ. Запреты купли-продажи пытались распространить и на земли, находившиеся в частном владении. Специальные комиссии двора пытались выявлять истинное положение дел, проверяли списки податных, наказывали тех, кто возводил сооружения, лишавшие крестьянские поля воды. Эдикт 736 г. побуждал беглых возвращаться к своим наделам, обещал вернуть им землю и предоставить налоговые льготы. Чтобы увеличить число налогоплательщиков, императорский двор пытался превратить в землепашцев даже демобилизованных воинов. Но все меры оказывались тщетными. «Поглощение» земли и разорение крестьян принимало все более широкий размах, и остановить этот процесс становилось все труднее. Налоговые реестры уже не отражали реального состояния дел: разорявшиеся крестьяне, покинувшие свои деревни, по-прежнему числились налогоплательщиками, но налогов не платили. Казна же не имела средств провести переучет земель и тем более не могла сохранить прежние аграрные порядки.
По мере того как к VIII в. произошли изменения в аграрных отношениях, все явственнее стали проявляться тревожные симптомы династийного кризиса. Прежде всего, катастрофически уменьшились доходы казны от сельского хозяйства. Империя все более теряла ранее завоеванные и вассальные территории. Потерпев поражение в битве с арабами при Таласе в 751 г., Китай лишился прежних позиций на Великом шелковом пути. Еще раньше от власти Тан освободилась Корея. На северо-востоке земледельческому Китаю угрожали племена киданей.
На юго-западе (в Юньнани) активизировалось государство Наньчжао. Не прекращались набеги тибетцев и уйгуров. Китайской империи пришлось вести на окраинах дорогостоящие оборонительные войны, отрывавшие крестьян от земледелия и истощавшие казну. Все тревожнее становилось положение при императорском дворе, где обострилась борьба политических группировок. Одной из болевых точек танского общества все более становилась угроза единству страны.
Еще в 711 г. ради защиты северных границ от кочевых племен и обеспечения безопасности торговых путей, ведущих в страны Западного края, танские власти создали институт генерал-губернаторства (цзедуши). В середине VIII в. среди губернаторов в особенности выделялся Ань Лушань. И если раньше занимавшие пост цзедуши были облечены лишь военными полномочиями, то Ань Лушань (располагавший крупными воинскими силами, несшими охрану границ) сумел сосредоточить в своих руках гражданские и финансовые функции. Опираясь на отборные войска из соседних племен, в 755 г. он двинулся на Чанъань и, вступив в заговор со столичными чиновниками, поднял мятеж против танского дома. Император бежал из столицы. И хотя в конце концов мятеж был подавлен, страна не сразу пришла в себя: посягательство на священную особу сына Неба недавно еще могущественной империи воспринималось властями как «потеря лица».
Война цзедуши с императорским домом и междоусобица в стане самих генерал-губернаторов дестабилизировали положение на севере страны. Налоги в пользу казны поступали лишь с мест, расположенных южнее Хуанхэ и Янцзы. Число налогоплательщиков сократилось на три четверти, а налоговое бремя на остальное население все увеличивалось. В этих условиях стало нецелесообразным сохранять прежние аграрные порядки, связанные с надельной системой. С «размыванием» слоя крестьян-землепользователей стала очевидной бесцельность сохранения отмирающей структуры, и в 780 г. по предложению первого министра Ян Яня бьи введен закон, упразднявший «триаду повинностей», выполняемую надельными крестьянами. Государственный аппарат, отказавшись от передела полей, перестал противодействовать «поглощению» земли. В соответствии с изменившимися условиями была выработана отвечающая реальной ситуации новая налоговая система. Отныне налог стал взиматься исходя из одного критерия - в зависимости от количества и качества земли. Возраст и трудоспособность облагаемых лиц в расчет не принимались. Все население (дворы) в соответствии с земельными владениями было поделено на девять категорий.
Реформа причислила к налогоплательщикам лиц, ранее освобожденных от налогообложения. Круг податных расширился также за счет жителей города - торговцев и ремесленников, обязанных теперь вносить подоходный налог.
Был принят закон о двухразовом взимании налога, предусматривающий два срока: летний и осенний. Тем самым казна увеличила поступления за счет обложения второго урожая, выращиваемого во многих провинциях Китая. Налог мог взиматься натурой и в денежной форме.
Реформа Ян Яня узаконила свободную куплю-продажу земли, официально признав тем самым полный упадок надельной системы. Так казна (в который раз!), по традиции применяясь к изменившимся обстоятельствам, в соответствии с моментом изменив лишь внешнюю форму общения с подданными, отстояла свое верховное право на землю и на право получения с нее налога. Увеличение налогов ухудшало положение крестьян-землевладельцев. Они все чаще теряли землю и попадали под власть крупных землевладельцев, превращаясь из «хозяев» в зависимых арендаторов.
Реформы Ян Яня в целом имели позитивное значение для стабилизации экономических отношений. Династия Тан сумела просуществовать еще свыше столетия, но кризис в стране не был приостановлен, процесс концентрации земли все продолжался, а казна все больше теряла налоги.
Нуждаясь в средствах, правительство в середине IX в. провело конфискацию казны буддийских монастырей, все чаще стало прибегать к порче монеты. Выпуск денег, не отвечающих их весу и номиналу, дестабилизировал финансы и, подрывая торговлю и ремесло, ложился тяжелым бременем на население. Чтобы увеличить поступления в казну от монополии на соль и чай, власти карали смертной казнью за контрабанду, но эти меры были все менее эффективными.
Политическая власть династии Тан, пошатнувшаяся уже после мятежа Ань Лушаня, все более слабела. Усилилась самостоятельность военных наместников, их должности стали наследственными, и они становились независимыми хозяевами на подвластных им территориях. В IX в. власть династии ослабела еще больше. При дворе возникло острое соперничество группировок и клик за посты и доходы. Императоры превратились в марионеток евнухов и временщиков. Добившиеся влияния в правительстве старались использовать институты экзаменов для назначения на чиновные посты своих ставленников. Кумовство и взятки все больше влияли на исход испытаний.
Положение в стране рождало острое недовольство в среде чиновничества, образованной элиты и рядовых горожан. Недовольны были и крестьяне. Страна оказалась на грани династийного кризиса.
ГЛАВА II. СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ ДИНАСТИИ ТАН
1. КРЕСТЬЯНСКАЯ ВОЙНА IX В. И КРАХ ДИНАСТИИ ТАН
Явным свидетельством развивающегося династийного кризиса стали все участившиеся выступления низов общества, начавшиеся еще во время мятежа Ань Лушаня в 762 г. в пров. Чжэцзян. В стране периодически вспыхивали разрозненные восстания разорившихся крестьян, бунты военных. Все это было ответом на неспособность государственной власти обеспечить социальный порядок в стране и ограничить произвол чиновников, взимавших налог выше освященной традицией нормы.
В период обострения династийного кризиса росло число тех, кто в трудную годину выпадал из рамок веками выстроенной социальной структуры и лишался элементарных средств к существованию. Так, в восстании 859 г. в пров. Чжэцзян, ставшем преддверием надвигавшегося хаоса в стране, основную массу повстанцев составляли беглые крестьяне. Вызовом верховной власти, нарушавшей принцип взимания налога и тем разрушавшей сцепление различных социальных сил в обществе (а значит и его стабильность), стало создание восставшими своего собственного государства. В нем они надеялись обрести не только средство защиты от произвола, но прежде всего единственно доступный им в сложившихся условиях способ сохранения и поддержания своей собственной жизни.
Отвергнув аморальную политику верхов, противоречащую доктрине конфуцианства, восставшие, как умели, решительно реализовывали свое понимание принципа справедливости. Они захватывали казенные и монастырские кладовые, а похищенное зерно и награбленные ценности делили между собой.
Эта тенденция к претворению на практике всеобщей уравнительности в период политической дезорганизации особенно ярко проявилась в крестьянской войне, когда в 874 г. вспышки протеста по всей стране переросли в массовое движение.
Сначала в восстаниях, разразившихся в Ганьсу, Шэньси, Хэ-нани, Аньхуе и Шаньдуне, наиболее влиятельным из повстанческих лидеров стал Ван Сяньчжи. В 875 г. к нему присоединился Хуан Чао - выходец из семьи, разбогатевшей на контрабандной торговле солью. В отличие от рядовых крестьян он знал грамоту, прекрасно владел мечом, стрелял на скаку из лука. В 876 г. войска Ван Сяньчжи и Хуан Чао уже контролировали пять провинций в междуречье Хуанхэ и Янцзы. Воззвания лидеров движения, аккумулирующие настроения восставших, обличали жестокость и продажность чиновников-лихоимцев, нарушение законов, превышение налоговых ставок. Все это способствовало созданию в стране «механизма» долговременного эмоционального возбуждения. Крайние меры, немыслимые в период стабильности, воспринимались теперь не только как дозволенные, но и как справедливые. Начался грабеж богатых землевладельцев. В первую очередь протест восставших был направлен против представителей официальной власти. Повстанцы сжигали казенные реестры и долговые записи, уклонялись от выплаты налогов и отбывания повинностей. Захватывая государственное имущество, они «по справедливости», как они ее понимали, распределяли его между нуждающимися.
В 878 г. Ван Сяньчжи совершил поход на Лоян. Подступы к столице охранялись правительственными войсками и наемной конницей кочевников. В битве за Лоян погибло 50 тыс. восставших, а Ван Сяньчжи был схвачен и казнен. Апогеем восстания стал момент, когда Хуан Чао, возглавив повстанческий лагерь, принял титул «Великого полководца, штурмовавшего Небо». Он назвал свое войско справедливым средством возмездия правящим кругам, презревшим свою обязанность в отношениях к подданным. С этого момента восстание переросло в крестьянскую войну: именно тогда возникла реальная угроза уничтожения правящей династии. В конце 878 г. войско Хуан Чао, укрепив свою власть на юге страны, переправившись через Янцзы, двинулось по землям Чжэцзяна, Фуцзяни и Гуандуна. В 879 г. был взят Гуанчжоу, где произошла стычка повстанцев с жителями иностранного поселения, в частности с персидскими и еврейскими купцами.
Из Гуандуна повстанцы ушли на Север. Однако в Хубэе, близ Санъяна, их войско, потерпев поражение, вновь направилось на Юг. На правом берегу Янцзы под прикрытием мощных потоков реки повстанческие вожди собрали новые силы и летом 880 г. вновь выступили на Север, двигаясь по Великому каналу. В конце того же года без боя был занят Лоян. Раскол в обществе усилился настолько, что многие из горожан, в том числе военачальники и гражданские чины, присоединились к восставшим.
Чтобы защитить другую свою столицу - Чанъань, правительство направило гвардейские части к Тунгуаню - естественной крепости у изгиба Хуанхэ. Но судьба Чанъаня была решена - перевес оказался на стороне восставших. Император вместе с приближенными бежал, а повстанцы в начале 881 г. вступили в столицу.
Как сообщали средневековые летописцы, «разбойники шли с распущенными волосами и в парчовых одеждах». Хуан Чао как глава крестьянской иерархии «ехал в колеснице из золота», а охрана его была в расшитых одеждах и пестрых богатых шапках.
Сведения о политике восставших после взятия столицы крайне противоречивы и неполны. Но очевидно, что они начали с преследований тех, кто, по их мнению, был повинен в бедах страны. Как сообщают источники, Хуан Чао приказал убивать членов императорской фамилии и изгонять со службы чиновников трех высших рангов. Очевидцы сообщали и о других карательных мерах Хуан Чао: «Богачей разували и гнали босыми. Задержанных чиновников убивали, поджигали дома, если не могли там ничего найти, а всех князей и знатных людей уничтожали». Вместе с тем также отмечалось, что «разбойники» делились своей добычей с бедняками, «раздавая им ценности и шелка».
Уничтожив носителей императорской власти и заняв танский дворец, повстанцы провозгласили Хуан Чао императором. Теперь перед ним встала задача устроения государства. Создавая его структуру ради выживания и утверждения новой власти, Хуан Чао в соответствии с конфуцианскими представлениями заботило прежде всего создание административного аппарата. Его привилегированной частью стали соратники и военачальники Хуан Чао, получившие назначение на посты советников и членов различных коллегий. Преследуя на первых порах танскую правящую элиту, руководители восстания постепенно изменили политику в отношении чиновников, возвратив их на прежние места. Были предприняты меры для наведения порядка. Воинам запретили убивать и грабить население. В Чанъане соблюдались все конфуцианские обряды. В духе традиции утверждалось, что повелением Неба мандат на правление Поднебесной был предоставлен новому справедливому императору. В мае 883 г. Хуан Чао был вынужден покинуть столицу. В 884 г. в Шуньдуне его войско оказалось в безвыходном положении, и тогда, как гласит легенда, Хуан Чао покончил жизнь самоубийством.
Крестьянская война, несколько лет бушевавшая в стране, по напряженности и размаху не имевшая прецедента в истории Китая, потерпела поражение. В 907 г. правящая династия была свергнута, распался прежде мощный госаппарат - главная скрепа империи. Страна раскололась на мелкие государства, а их властители, соперничая друг с другом, претендовали на трон сына Неба. Время между 906 и 960 гг. традиционная историография назвала «Эпохой пяти династий и десяти царств». «Возраст» династий, приходивших в упадок, не превышал 13-16 лет, и сменявшие друг друга карликовые государственные образования были недолговечны.
На Юге в ходе крестьянской войны произошло ослабление местной власти, дробление крупного землевладения. Здесь стало преобладать мелкое землевладение, частично основанное на труде арендаторов. Землевладельцы нередко предоставляли льготы держателям, обрабатывающим их поля. Заинтересованность новых хозяев в улучшении ирригации, в возделывании целины привела к некоторому подъему сельского хозяйства и оживлению городского ремесла. Увеличился торговый обмен, расширилось речное и морское судоходство. Области в долине Янцзы и к югу от нее становились экономически развитыми районами.
Иным было положение на Севере, где борьба за власть затянулась надолго: в жестоких войнах новые династии постоянно сменяли друг друга. Многие города подверглись разграблению. В начале X в. одна из богатейших столиц мира - Чанъань - была сравнена с землей, а в междоусобной борьбе 30-х годов была разрушена и значительная часть Лояна с его великолепными дворцами и библиотеками. Враждовавшие между собой военачальники облагали население поборами по своему произволу. Запустение деревень, упадок ирригационной системы, ветхость дамб вызывали частые разливы Хуанхэ. Потерявшие кров земледельцы уходили на юг. Население резко сократилось. Опустели и пограничные военные поселения. Все воинские силы оказались вовлеченными во внутренние распри.
Положением в Китае воспользовались кидане. Их многолетние торговые и политические связи с империей способствовали переходу от кочевого образа жизни к оседлому, приобщению к земледелию. Но политический строй киданей еще долго хранил отпечаток старых порядков. Восемь больших родовых организаций (аймаков) пользовались самоуправлением и возглавлялись старейшинами. Лишь в 916 г. один из влиятельных вождей Апоки (Амбигань) из рода Елюй, нарушив выборное начало, провозгласил себя императором. В 937 г. новое государство стало называться Ляо. Его глава широко привлекал ханьских чиновников, попавших в плен, к строительству государственного аппарата. По китайскому образцу была создана и киданьская письменность. Строились города, поощрялся рыночный обмен, налаживалась добыча руды и соли.
Киданьские правители вмешивались в политическую жизнь Китая. В свою очередь, китайские власти искали помощи у киданьской конницы и потому платили киданям дань шелком и уступали им северные районы страны. Под власть Ляо перешло 16 земледельческих округов, находившихся на территории современных провинций Хэбэй и Шаньси.
Необходимость стабилизации внутреннего положения принудила кайфынских правителей реорганизовать армию и из отборных воинов создать гвардию для противостояния государству Ляо. Походы на север были трудны и дорогостоящи. Опасность вторжения со стороны киданей стимулировала прекращение междоусобных войн и объединение страны. Поэтому, когда в 960 г. войска, вышедшие в поход против киданей, провозгласили военачальника Чжао Куанъиня императором династии Сун, он получил широкую поддержку не только войска, но и горожан Кайфына, жаждущих мира.
2. КУЛЬТУРА ТАНСКОЙ ЭПОХИ
С объединением страны открылись новые возможности для плодотворного развития разных областей науки, искусства, литературы; расширились знания о тайнах природы. Алхимики в поисках эликсира бессмертия изучали свойства металлов и минералов. Лекари постигали целебные свойства растений, совершенствовали традиционную медицину. Средневековые инженеры и математики прославились своими познаниями при строительстве городов, каналов и крепостных стен. Так, достижениями строительной техники начала VII в. стали 37-метровые каменные арочные мосты в Хэбэе и в Шаньдуне протяженностью более 1 км. Наблюдения за сменами сезонов, за небесными светилами расширяли астрономические знания. Астрологи составляли гороскопы. Немалый вклад в астрономию внес буддийский монах И Хан (VIII в.).
Конфуцианство, вновь занявшее в период Суй и Тан позиции официальной идеологии, диктовало основные нормы жизни в стране, стояло на страже моральных принципов и определяло характер администрации, систему образования. Из опыта древних черпались детально разработанные принципы взаимоотношений в семье и обществе, между правителем и его подданными. Почитание предков и пиетет в отношении к прошлому, Учение о гуманности и сыновнем почтении, обряды и правила этикета прочно вошли в генетическую память населения империи. В основу танских законов были положены порядки, выработанные поколениями конфуцианцев, а отчасти также легистами. Конфуцианство удерживало ведущие позиции прежде всего в области политического устройства общества, образования, дипломатии, теории военного искусства и других областей знаний, относящихся к управлению страной.
Влияние конфуцианства достаточно явственно проявилось в историописании. При императоре Ли Шимине это занятие как дело государственной важности было превращено в официальное служение, а историки оказались на положении высоких государственных чиновников. Они занимались подготовкой династийных историй предыдущих эпох, формируя их по образцу «Исторических записок» Сыма Цяня. В ту пору на основе хроникальных записей прежних авторов было создано восемь так называемых «нормативных» династийных историй, охватывавших период I-VII вв. н.э. В специальных учреждениях историки-архивариусы обрабатывали сведения о текущих событиях и отдельных деятелях. Материалом служили императорские указы, отчеты ведомств, доклады с мест и другие документы. Составленные ими сборники обычно хранились до конца царствования династии. При новой власти осуществлялась окончательная доработка и выпуск в свет истории страны в период правления предшественников.
Исторические труды включали сведения об экономике, госу-дарственном правлении, культуре, календаре, этикете, войнах, народных восстаниях, стихийных бедствиях, космических явлениях, о народах, обитавших вблизи Китая и в более отдаленных странах. Тогда же появились и критики исторических трудов; первым из них считается Лю Чжицзи, создавший в 710 г. «Проникновение в историю» (Шитун).
Суйские и танские императоры собирали древние труды и за доставленные в императорскую библиотеку свитки или фрагменты произведений платили шелком. Ученые восстанавливали многие из текстов на шелке и бамбуковых планках и переписывали их на бумагу.
Для подготовки учащихся к экзаменам из древних конфуцианских трудов были составлены сборники канонов «Четырехкнижие» (Сы шу) и «Пятикнижие» (У цзин). Некоторое время в танских столицах и в провинции в специальных школах училось до 60 тыс. человек. Среди них были и сыновья тюркских каганов и князей из Турфана и Тибета. Кроме того, при дворе императора Ли Лунцзи в VIII в. было создано высшее собрание конфуцианских ученых, получившее название академии Ханьлинь. Публикация указов и распоряжений постепенно вылилась в своеобразную газету - правительственный вестник. Ученый Ду Ю (755-812) составил первый сборник энциклопедического характера «Тундянь».
Важнейшей чертой средневековой идеологии Китая являлся синкретизм, родившийся на основе сосуществования так называемых «трех учений»: конфуцианства, религиозного даосизма и китайского буддизма. Путем синтеза идей и представлений, извлеченных из учения буддизма, с традиционной китайской мыслью, с конфуцианским прагматизмом возник чань-буддизм (от санскр. дхьяна «медитация»), основанный, по преданию, индийским проповедником VI в. Бодхидхармой, отвергшим изучение канонических сутр, ритуалы и поклонение Будде в принципе и провозгласившим главным средством познания и просветления медитацию. Наряду с культивированием длительной медитации патриархи чань разработали также метод постижения истины путём внезапного озарения, полагая, что интеллектуальный анализ лишь внешней стороны явления не способствует выяснению его сущности, т. е. познанию истины. Трезвость и рационализм китайцев, проявившиеся в учении чань, оказались напластованными на глубочайшую мистику индо-буддизма.
Школа чань с ее проповедью непосредственности и духовной свободы оказала большое влияние на китайское искусство и поэзию.
В танскую эпоху плодотворно шло развитие учения буддизма, сформировалось несколько оригинальных школ. Школой философского синтеза, основанной в VI в., стала секта Тяньтай (по названию горы в пров. Чжэцзян, где был основан главный монастырь этой школы). Утверждая, что Будда в каждой песчинке и в каждом человеке, секта Тяньтай развивала взгляд на мир как на единое целое, выражала идею взаимопроникновения явленного и сущностного, утверждала возможность спасения в этой жизни для всех живых существ. Основатель учения Тяньтай разработал иерархию основных направлений буддизма, соответствующих уровням просветления, и стремился интегрировать традиции буддизма Севера и Юга. Правители всячески покровительствовали школе Тяньтай, видя в ней средство политической консолидации империи.
Учение Хуаянь, основателем которого по традиции считается Фа-шунь (557-640), развивало положения школы Тяньтай и утверждало, что все дхармы возникли одновременно и имеют два аспекта: статический (связанный с наименованием) и динамический (связанный с явлением). Все в мире тяготеет к единому центру - в религии - к Будде, в империи - к правителю. Учение Хуаянь оказало влияние на средневековую китайскую философию; одно из его понятий - ли (закон, принцип, идеал) - было заимствовано неоконфуцианцами.
Широкими массами буддизм воспринимался как разновидность китайского даосизма. Они принимали в новом учении все то, что было связано с облегчением страданий в этой жизни и с надеждой на вечное блаженство в будущем. Буддизм привлекал и тем, что монахи врачевали страждущих, отпускали грехи, совершали погребальные обряды, возносили молитвы за мирян. Храмовые праздники, молебны и прочие церемонии, совершавшиеся в монастырях, нередко выливались в шумные народные празднества и проходили в атмосфере религиозной экзальтации. Притягательность буддизма усиливалась и благотворительностью монастырей: монахи оказывали помощь населению во время эпидемий, рыли колодцы, строили мосты, бесплатные столовые, общественные бани, убирали мусор и пр.
Развитие буддизма в средневековом Китае сочеталось с усилением буддийских монастырей как социального института. Монастыри захватили большие земли, в их распоряжении находилось множество земледельцев, зависимых и рабов. Они владели ремесленными мастерскими, занимались торговлей, ростовщичеством, содержали гостиницы, имели и свою вооруженную охрану. Их хозяйства представляли собой экономические организации, концентрировавшие большие богатства. Государство стремилось поставить в определенные рамки последователей Будды и осуществлять свой контроль над монастырями.
Буддийская церковь, помогая светской власти укреплять ее положение, сама не всегда подчинялась ей, вступая нередко в конфликт с императором. Выражением этого стали гонения на монахов в VI в., попытки Ян Цзяня возвысить конфуцианство и поклониться гробу Конфуция. Ли Юань (основатель Танского государства) в эдикте 624 г. обвинял буддистов в уклонении от государственных повинностей и упрекал монахов в корыстолюбии. Со второй половины VII в. часть монастырей была взята ни казенное содержание. Правительство устанавливало правила и квоты приема в сангху, а внутренней жизнью монастырей ведали специальные бюрократические органы. Нередко двор прибегал к конфискации монастырского имущества и возвращению в мир приверженцев буддизма.
Сын Ли Юаня Ли Шиминь уже не вступал в противоречия с монахами и жертвовал средства на отливку статуи Будды. Импе-ратрица У Цзэтянь, пришедшая к власти с помощью буддийских служителей, предоставила монастырям большие льготы, в том числе и на пользование землей. Позднее буддисты уже не риско-вали вступать в борьбу с аппаратом империи. По мере нарастания влияния буддизма росло стремление идеологов конфуцианства восстановить престиж своего учения. Провозвестниками этого движения, вылившегося впоследствии в создание неоконфуцианства, стали Ван Тун (кон. VI - нач. VII в.), затем Хань Юй (768-824) и Ли Ао (VIII-IX вв.). Виднейший конфуцианский ученый и писатель Хань Юй осудил поклонение «гнилым костям», имея в виду мощи Будды, привезенные в Чанъань. Он выдвинул антибуддийскую программу, требуя расстричь всех монахов и уничтожить все монастыри.
Когда династийный кризис в танском Китае вновь начал давать о себе знать, правительство снова решилось на радикальные меры. По указу от 845 г. было конфисковано имущество монастырей и живших в них монахов. Те из монахов, кто хотел сохранить свое немалое имущество, вынуждены были покинуть монастыри и вести светский образ жизни, платя государству налоги. Секуляризация 845 г. сильно подорвала не только экономические позиции, но и влияние китайского буддизма в целом. Однако он не прекратил своего существования. Обаяние буддизма с его яркими праздниками, щедрой благотворительностью, чтением заупокойных сутр и обещанием спасения и райской жизни не дало ему исчезнуть. Антибуддийские настроения политического толка не могли пресечь культурный синтез китайских традиций с наследием Будды.
В этой системе оставалась ниша и для исконно китайского учения даосизма, все более превращавшегося в народную религию на основе переосмысления положений древних.
Даосская религия восприняла древние анимистические верования, культ Неба и культ святых мудрецов. Выйдя из недр народных верований, даосизм средневековья унаследовал их аморфность, став неразрывно связанным со всеми аспектами быта и духовной культуры китайцев. Образ потустороннего мира даосов распадался на царство демонов, где мучились души грешников, и населенные божествами небеса, уготованные для праведников. Ад и рай были представлены в виде колоссальной небесной канцелярии со строгой иерархией.
Даосизм привлекал все слои общества прежде всего учением о вечной жизни. Система обретения бессмертия предусматривала так называемое «питание духа». Тело человека рассматривалось даосами как микрокосм, скопление Божественных сил, обиталище многочисленных духов, а системе телесных духов соответствовала иерархия Небесная. Духи на Небе вели счет добрых и плохих дел и определяли срок жизни человека. Верующим следовало соблюдать заповеди и вести добродетельный образ жизни.
Суть второго условия достижения бессмертия - «питание тела» - заключалась в соблюдении строжайшей диеты и системы дыхательной гимнастики, привлекающей в организм животворный эфир. Даосы верили в силу заклинаний, талисманов, физических упражнений, оберегов.
В даосизме прослеживались две струи - простонародная и аристократическая. Даосизм окультуренный, связанный с магией и физиогномистикой, привлекал широкие народные массы и часто был объектом нападок со стороны властей, видевших в них опасность для устоев государства, носителей бунтарско-эгалитаристских традиций. Эти идеи даосизма питали учение даосских и буддийско-даосских сект и различных тайных обществ. Разработав учение о Западном рае - обители богини Сиванму, нерожденной матери и прародительницы всех людей, - даосы выводили идею всеобщего равенства. Идеи социальной справедливости с уравнительными тенденциями были особенно популярны, поскольку даосы выступали часто как врачеватели, гадатели и предсказатели.
Образованные верхи более привлекали философские проблемы даосизма, в частности его древний культ простоты и естественности. В слиянии с природой обреталась свобода самовыражения и выход за рамки официальных норм, открывались новые возможности для творчества. В поисках бессмертия адепты учения прибегали к алхимии, дыхательным упражнениям, медитации.
Учение даосов оказало влияние на развитие алхимии и медицины. Сочинения, смысл которых был закрыт для непосвященных, сохранили рецепты лекарств, а также описания свойств металлов и минералов.
Ярким выражением синкретизма стал пантеон даосизма. Даосы включали в сонм божеств легендарных правителей, мифических героев и мудрецов, среди них в первую очередь Хуан-ди и Лао-цзы. Пантеон богов имел свою иерархию. Они обладали личными человеческими качествами и были близки народу по древним преданиям. На равных с богиней Западного рая в пантеон даосизма вошли основатели конфуцианства. К многочисленным даосским божествам причислялись и различные исторические деятели. Но наибольшей популярностью пользовались поборники справедливости и правого дела - восьмерка бессмертных мудрецов, наделенных чертами людей и волшебников одновременно.
Последователи религиозного даосизма претендовали на превращение своего учения в государственную религию. Даосы разработали по подобию буддийского образца свои заповеди, составили список заслуг и проступков добропорядочных подданных. Самые суровые кары полагались за государственную измену и бунт. Неудивительно, что в начале династии Тан императоры из рода Ли будучи однофамильцами великого Лао-цзы, вели свое происхождение от легендарного основателя даосизма, которого официально обожествили.
Буддизм и проникшие вместе с ним индийские и среднеазиатские влияния привнесли новое дыхание в культуру Китая. Так, на смену плоским рельефам ханьской скульптуры окончательно пришли объемные каменные изваяния Будд и бодисатв, рядовых паломников в пещерных храмах V-VI вв. в Шаньси, Шэньси и Ганьсу, синтезирующих пришлые мотивы с местной традицией. Памятниками буддийской скульптуры и живописи стали Дунь-хуанские пещерные храмы на северо-западе Китая с богатыми фресками, отражающими наряду с религиозными сюжетами живую ткань жизни Китая того времени.
Глубокое проникновение буддизма во все сферы китайской жизни ознаменовалось новшествами в архитектурном творчестве также иного рода. Монотонность пейзажа северной равнины Китая оживилась вертикалями многоэтажных каменных и кирпичных буддийских пагод - символом идеи духовного восхождения в беспредельность. «Малая пагода диких гусей» (523 г.) в Хэнани и «Большая пагода гусей» в Шэньси (652 г.) не только запечатлели памятные вехи распространения буддийского вероучения в Китае, но и стали центром культурного притяжения.
Как и в предшествующую эпоху, шло интенсивное паломничество на родину Будды. В 629-645 гг. буддийский монах Сюаньцзан совершил путешествие через территорию современного Синьцзяна в Среднюю Азию и через Гиндукуш в Северную Индию. В «Записках о западных странах периода великой династии Тан» он рассказал о 128 государствах. Этот труд до сих пор остается ценнейшим источником для изучения истории на-родов Средней Азии и Индии. Дальние путешествия были сопряжены с большим риском и оказывались под силу лишь целеустремленным и сильным натурам.
Проявлением общего культурного подъема в стране стал и расцвет танской поэзии. В плеяде блестящих поэтов особое место занимает Ли Бо (699-762), за свой талант прозванный «бессмертным пришельцем с Неба». Ли Бо писал на живом языке, близком духу народных песен «Юэфу». Он чутко вслушивался в биение родной речи, восхищался самобытностью культуры и истории отчизны, вдохновлялся ее природой. Его лирике были присущи естественность, лаконизм и задушевность. Ощущая себя одним из «десяти тысяч творений природы», он мог понимать ее голос:
На южном озере
Покой и тишина
И лотос хочет мне
Сказать о чем-то грустном
Чтоб грустью и моя душа была полна.
Огромный вклад в китайскую поэзию внес Ду Фу (712-770). Творчество поэта так проникновенно выразило эпоху, что его стихи стали называть «поэтической историей». Пожалуй, именно Ду Фу более других поэтов следовал завету Конфуция «излагать, но не создавать», когда словно считывал небесные письмена, превращая их в поэтические строки.
Среди культурных деятелей танского времени вьщелялся поэт и художник, мастер пейзажа Ван Вэй (701-761) с его поэзией, полной картинности, и картинами, полными поэзии. Его творчество дало сильный импульс развитию живописи на шелке И на бумаге, а на свитках кисть художника творила не только пейзаж, но и стихи, созвучные ему.
С позиций конфуцианской справедливости, предусматривающей следование во всем «золотой середине», выдающийся поэт Бо Цзюйи (778-846) обличал сборщиков налогов - этих «шакалов и волков», терзающих разоренных крестьян («сдирают последний лоскут», «вырывают последний лоскут», когда «колосья зерном еще не успели налиться»).
При императорском дворе поощрялось светское искусство. В стихах и красках мастера прославляли радость земной жизни и веселье. Идеалом женской красоты считалась круглолицая, как луна, знаменитая наложница танского императора Сюань-цзуна Ян Гуйфэй, чью красоту воспевали лучшие поэты Китая.
3. ТАНСКАЯ ПОЭЗИЯ
С 618 г. в Китае начинается правление династии Тан, продолжавшееся почти триста лет. Династия пришла к власти, подавив крестьянские восстания. Танские императоры узрели силу народа в самом начале становления нового государства. Император Тай-цзун, сын основателя династии, мог с полным правом предостеречь своего наследника: "Лодку сравню с правителем народа, реку сравню с простым народом: река способна нести на себе лодку, способна и перевернуть лодку".
В результате объединения отдельных враждовавших между собою княжеств было создано могучее Танское государство. Власть сосредоточивалась в руках императора. Его резиденцией был Чанъань - город с миллионным населением, в который стекались люди из разных мест. Первые правители Танского государства проявили немалую заботу о благосостоянии страны, раздали казенные и безнадзорные земли крестьянам, ограничили власть крупных помещиков, всемерно поощряли ремесло и торговлю. Полтораста лет страна жила мирной, сравнительно спокойной жизнью.
Конечно, страна богатела на тяжком крестьянском труде, но это все же было не "мрачное" средневековье, а время, просвещенность которого поддерживалась, в частности, системой экзаменов на чиновничьи должности. По-видимому, система эта, дававшая довольно широкую возможность привлечения талантов и допускавшая к политической деятельности не только высшие, но и средние и низшие слои землевладельцев, нарушалась подкупами, но все же она существовала, и обойти ее было нелегко.
Дотоле невиданная широта общения с внешним миром способствовала знакомству с самыми различными и среди них ранее незнакомыми Китаю религиозными воззрениями. Широта эта склоняла к религиозной терпимости, а вместе с нею и к свободе в выражении мнений, которая постепенно, однако, все больше ограничивалась.
Традиционное уважение к литературе приобрело практический характер: одним из главных предметов на экзаменах являлась поэзия. В политику и в литературу пришли выходцы из семей средних и малопоместных землевладельцев, выросшие в деревнях и связанные многими нитями с крестьянством, люди более близкие к народу, чем старая аристократическая верхушка. Это не могло не оказать влияния на литературу.
Кругозор танского литератора намного расширился. Жизненный опыт поэта уже не ограничивался родным селением и ближним городком, а включал в себя обширнейшую страну с неодинаковыми условиями жизни в различных ее областях, с большими городами и далекими окраинами. Поэт, будучи чаще всего государственным чиновником, и своей службой, и творчеством принимал участие в жизни страны.
Когда мы обращаемся к танской литературе, мы прежде всего говорим о лирической поэзии. Она продолжила и развила великие достижения прошлого, сама же поднялась до невиданно высоких вершин. Она развивалась исподволь, потому что ей нужно было освободиться от чертополоха "красивости", заполнявшего поля литературы на протяжении предшествующего века, и выделить те живые традиции, которые могли послужить вдохновению танского времени. Кроме доханьских и ханьских поэтов, это были Жуань Цзи, Тао Юаньмин, Се Линъюнь, Се Тяо, Бао Чжао, Юй Синь. Чтобы сбросить путы того, что мы теперь назвали бы формализмом, танским поэтам надо было, воспользуемся словами Ду Фу, "не пренебрегая современниками, любить древних". И если каждый из перечисленных выше поэтов внес свой вклад в рождение великой танской поэзии, то главное место принадлежит все же творчеству Тао Юаньмина.
Преодолевая внутреннюю пустоту и внешнюю цветистость стихов V - VI вв., первые танские поэты отчасти были сами еще носителями этих пороков, но на их творчество уже легла печать нового: будущей простоты формы и глубины поэтической мысли.
В танское время переживали свой расцвет пятисловные и семисловные стихи - по пять и по семь иероглифов в строке, с определенным чередованием тонов, с цезурой перед последними тремя знаками в строке, с непременной и чаще всего единой рифмой (для современного читателя в значительной мере утерянной вследствие перемен в звучании иероглифов). Семисловные стихи появились после пятисловных и предоставили большую возможность применению в поэзии разговорного языка.
Новаторство танской поэзии сочеталось с традиционностью изобразительных средств и выражалось не только в открытии новой, но - часто - и в углублении привычной темы. Горы и реки, застава и луна, странник, ива и весна - все это жило и развивалось в китайской поэзии с далеких времен "Шицзина", и все это приобретало на протяжении веков новую окраску, облекалось более близкой к жизни художественной плотью. В движении поэзии от возвышенности к всеобщности и повседневности и конкретности выразилось то гениальное направление поэзии танского времени, на котором были достигнуты наибольшие ее победы.
Конфуцианство, развиваясь и видоизменяясь, всегда было главной мировоззренческой основой китайской литературы. Художник - не философ, и нельзя того или иного китайского поэта просто определять как конфуцианца, буддиста или даоса. Верны слова акад. В.М. Алексеева о том, что стихи танских поэтов "представляют нам старинную, строгую, классическую поэзию, чисто конфуцианскую по типу и идеологии, хотя не без постоянных эклектических прорывов в фантастику даосов и мистику буддистов". Даже при тех обстоятельствах, когда стихи принадлежат буддийскому монаху, как, например, Цзяожаню, мы прежде всего замечаем в них человеческую непосредственность во взгляде на мир и очаровывающее нас чувство слияния с природой.
В нравственности сила литературы, и китайская поэзия танского времени в полной мере подтверждает это. В качестве общих черт танской поэзии может быть отмечено усложнение взгляда поэзии на жизнь и развитие формальных достижений, теснейшим образом связанных с углублением и расширением ее содержания.
В поэзии VI в., в пору недолгого существования Суйского государства, уже появились новые по своей направленности произведения. Поэт и сановник Сюэ Даохэн (540 - 609) писал традиционные, обремененные украшениями стихи, но среди них мы вдруг замечаем и простоту, и открытость чувств, ставшие затем знаменем поэзии эпохи Тан.
В начале танской поэзии стоят "четверо выдающихся", среди которых заметное место занимают Ван Бо (649 - 676) и Лу Чжаолинь (637 - 689). Знаменитое сочинение Ван Бо "Во дворце тэнского князя" сохраняет еще и отвлеченность, и цветистость, и лад предшествующей поэзии, но уже полно чувствами и пейзажами, предвещающими грядущую силу и простоту. У Ван Бо - и самообличение, в дальнейшем обычное для танской поэзии ("Не развожу шелкопрядов, а одеваюсь, не обрабатываю землю, а ем. За какие же мои добродетели все это?"), и сочувствие людям, а не просто любование природой, и воспевание дружбы. В коротких стихотворениях поэт достигает лишенного вычурностей изящества, чем так прославилась впоследствии танская поэзия. А Лу Чжаолинь написал стихи "Чанъань - подражание древнему", в которых блестящая столица представлена без восхищения в противовес привычной манере "дворцовых" стихов. Так "четверо выдающихся" - кроме упомянутых, еще Ло Биньван (640? - 684?) и Ян Цзюн (650 - 692?), - продолжая традицию, преодолевали ее, что заметил в дальнейшем Ду Фу.
Подлинное же новаторство начинается с Чэнь Цзыана (661 - 702). Живший почти одновременно с "четырьмя выдающимися", он опередил их. Чэнь Цзыан был государственным чиновником, заботившимся о благе народа. Он докладывал императрице: "В правлении государя нет ничего дороже успокоения людей". Служения людям требовал он и от поэзии. Он не мог, да и не желал рвать с традицией и, осуждая красивости прежних времен, одобрял стихи Цао Пи, восторгался поэзией Жуань Цзи и Цзо Сы. Этим возвращением к древнему он отвечал на требования своего времени. Чэнь Цзыан явил пример поэта, личность и стихи которого гармонировали между собою, пример государственного деятеля, стремившегося отдать свой дар стихотворца делу, которому служил. В приближении к подобной гармонии в жизни и творчестве был идеал последующей поэзии, и не удивительно, что позднейшие современники - среди них Ду Фу, Хань Юй, Бо Цзюйи - произнесли немало хвалебных слов о Чэнь Цзыане, после трудов которого открывается самое славное время расцвета танской поэзии.
В литературе оно начинается поэзией Мэн Хаожаня (689 - 740), жившего в памятные для страны годы Кайюань и оставившего более двухсот шестидесяти стихотворений, по большей части пятисловных. Известные нам волнения в жизни Мэн Хаожаня были вызваны неудачами, связанными с государственной службой. До сорока лет он занимался науками, а когда захотел служить, то сначала получил отказ, потом был взят на место чиновника, но служил очень недолго и окончил свои дни в бедности. "В Северный зал больше бумаг не ношу, К Южной горе вновь я в лачугу пришел. Я не умен - мной пренебрег государь. Болен всегда, - и позабыли друзья".
В творчестве Мэн Хаожаня есть благородство отрешенности от чиновничьей суеты, есть грустная радость слияния с природой, доброта нелицемерного человеческого чувства. Творчество Мэн Хаожаня тематически не выходит за границы узкого мирка, в котором он жил (он называет себя лумэньским отшельником). Великий сунский поэт Су Ши отмечал высоту содержания поэзии Мэн Хаожаня и ограниченность отраженной в ней жизни. Но этот, казалось бы, узкий мирок был неотделимой составной частью большого и широкого мира, лежавшего перед танской поэзией, и стихи Мэн Хаожаня ценны и заключенной в них судьбой поэта. Они удивительно чисты и свободны от лишних слов, они как бы скульптурны, так ясно вырисовываются в них и человек и природа, и все это вместе создает картину жизни, окружавшей поэта и друзей его, к которым он обращается в своих стихах. Мирный отшельник Мэн Хаожань был смелым пролагателем новых путей в поэзии: лишь решительно отвергнув живучее наследие дворцовых стихотворцев и обратившись ко вновь возрожденным творениям Тао Юаньмина с его утверждением человеческой личности и Се Линъюня с его проникновением в природу, можно было так просто и ясно выразить себя, как это сделал Мэн Хаожань.
"Я люблю учителя Мэна", - писал Ли Бо. Но, пожалуй, ближе всех к Мэн Хаожаню оказался Ван Вэй (701 - 761). Жизнь Ван Вэя была более схожей с жизнью остальных танских поэтов. Он служил, в двадцать один год уже имел высокую научную степень, вращался в кругу именитых людей и был увлечен своими успехами и блеском страны. Поэтому в юности так часты у него чуждые Мэн Хаожаню стихи о воинских подвигах. Он создал, в частности, повторяющуюся затем не раз в китайской поэзии трогательную и героическую историю старого полководца не у дел, которого страна призвала к оружию, когда ей стало угрожать чужеземное нашествие.
Ван Вэй ненамного пережил Мэн Хаожаня, но на судьбе его успел сказаться мятеж Ань Лушаня, сыгравший трагическую роль в жизни почти всех самых больших танских поэтов. Ван Вэй не покинул столицу, и Ань Лушань заставил его служить мятежникам. После подавления мятежа поэт на некоторое время был подвергнут опале.
С годами в стихах Ван Вэя все большее место занимает природа. Он обращается к буддизму. Вначале он примиряет службу с уединением и даже в одном из дошедших до нас писем порицает Тао Юаньмина, предпочётшего стыд милостыни стыду службы, в дальнейшем же стихи его говорят о полном отказе от чиновничьей карьеры.
По словам ученого XVIII в. Шэнь Дэцяня, Мэн Хаожань воспринял у Тао Юаньмина "безмятежность и отрешенность", Ван Вэй же - "чистоту и сочность". Ван Вэй был не только поэтом, но и каллиграфом и живописцем. Су Ши сказал о нем: "Возмешь его стихи, в стихах - картина, взглянешь на его картины, в картинах - стихи". Стихи Ван Вэя объемны - в них звуки, ощущения, запахи... "Сосны вобрали в себя звук, содержащийся в ветре, - писал он. - Цветы стоят над изображениями в озере... В тонких ветвях ветер беспорядочно шумит. Среди редких теней холоден свет луны".
Буддийские воззрения Ван Вэя, весьма "модные" в его время, заставили поэта искать уединения и как можно меньше говорить о самом себе. Но природа Ван Вэя уже более связана с людьми, чем у Мэн Хаожаня. Сравним со стихами Ван Вэя знаменитое стихотворение Мэн Хаожаня "Весеннее утро":
Меня весной
Не утро пробудило:
Я отовсюду
Слышу крики птиц.
Ночь напролет
Шумели дождь и ветер.
Цветов опавших
Сколько - посмотри!
(Перевод Л. Эйдлина)
Если пейзажные стихи Мэн Хаожаня - это всегда прежде всего способ выражения чувств самого поэта, то в творчестве Ван Вэя даже там, где, казалось бы, речь идет только о природе, всегда незримо присутствует человек, любующийся ею. В этом - пришедшее в китайскую литературу с Ван Вэем усиление внимания и интереса к человеку.
Горы пустынны.
Не видно души ни одной.
Лишь вдалеке
Голоса людские слышны.
Вечерний луч
Протянулся в сумрак лесной,
Зеленые мхи
Озарил, сверкнув с вышины.
(Перевод Арк. Штейнберга).
Поэзия Гао Ши (702 - 765) и близких к нему поэтов говорит о широких просторах родины, о судьбе людей и о тяготах их жизни. Еще не умея в них особенно проникнуть, поэты задумывались над тем, как страдает народ. Их еще ослеплял блеск победных походов, но видели они и муки покинутых семей, и смерть кормильцев; уже рождалось сомнение в том, насколько оправданны эти жертвы.
Неудачи в карьере, годы странствий и, наконец, желанная служба, очень скоро ставшая постылой, - вот внешняя канва жизни Гао Ши. Поэт дважды побывал на границе в походах. Так появился знаменитый его "Яньский напев".
Гао Ши собственными глазами видел и бои, и походы, и тоскующих жен, и оставленные поля. Из непосредственных наблюдений над крестьянской жизнью рождаются у Гао Ши стихи "Написанное в дороге" - о труде и бедах народа.
Уже в который раз в истории китайской литературы служба ужаснула поэта. В стихотворении "Уезд Фэнцю" Гао Ши пишет, как он тяготится жизнью чиновника: он кланяется высшим и разбивает свое сердце, он неволит народ и наполняет печалью. Он знает, что жить надо обрабатывая "южное поле" и пустив все мирские тревоги по воле волн на восток. Он мечтал бы о спокойной жизни на старой горе, если бы не приказ государя. Он думает о Тао Юаньмине и о его сочинении "Домой, к себе!" Собственно говоря, и "южное поле" тоже из Тао Юаньмина ("Целину распахал я на далекой окраине южной"), но как много значит время: Гао Ши, для которого талант и судьба Тао Юаньмина - предел стремлений, уже печалится не только своим унижением, но и болью, причиняемой им народу. Фигура крестьянина как главного человека обретает более конкретные очертания. Это происходит наряду с общим вниманием к доброму началу в человеческой личности. Недаром же говорит Гао Ши, расставаясь с другом: "Ты не печалься, что в дальний путь не едет с тобою друг: // Есть ли под нашим небом такой, кто бы не знал тебя!"
Здесь, в творчестве одного поэта, переплелись "пейзажная" и "пограничная" темы, на которые разделяют (очень условно) китайские историки литературы танскую поэзию ее расцвета. Больше того, именно искусство пейзажа помогло китайской поэзии создать столь выразительное описание боев и походов, занимавших большое место в нелегкой жизни народа. Поэт Цэнь Шэнь (715 - 770) - автор многих "пейзажных" стихов - рисует яркие картины военной страды, в которых природа и люди составляют единое целое. Мужественность, порожденная суровой природой, жестокими силами преодолеваемой стихии, в стихах поэта уживается с лиризмом, с нежным чувством к встречаемому или провожаемому другу - образ, непременный для танской поэзии.
В стихах Цэнь Шэня поражает и чуть ли не этнографическая точность, и в то же время любовь к необыкновенному, особенно в явлениях природы. Он пишет о горе в огненных тучах, закрывших все небо и никогда не рассеивающихся, о птицах, которые не смеют долетать сюда ближе, чем на тысячу ли. Он пересказывает легенду о кипящем море, над которым не проносятся птицы.
Как и Гао Ши, как и прочие его современники, Цэнь Шэнь избрал четверостишие для выражения чувств, владеющих им: пока они еще ограничиваются тоской по дому, любовью к другу, но уже обретена та благородная сдержанность их проявления, которая сильнее, чем громкая жалоба.
Поверхностному читателю "военных" стихов Цэнь Шэня может показаться, что, в отличие от большинства танских поэтов, он увлечен походами и воспевает их. Но это не совсем так, потому что и Цэнь Шэнь замечает контраст между вольготной жизнью знати в походе и трудами простого воина. Вообще становится все яснее, что стихи о походах - также одно из проявлений жадного влечения к общественной жизни, столь характерного для китайской поэзии первой половины существования Танского государства.
И все-таки, несмотря на сочувствие стихотворцев страданиям воинов, несмотря на понимание того, что главные тяготы войн ложатся на плечи народа, даже несмотря на слова поэта Лю Ваня, что смерть в бою - удел воина, заслуги же достаются полководцу, время резкого осуждения войны еще не пришло.
Выше было сказано о том, что принятое деление танской поэзии на "пейзажную" и "пограничную" весьма условно. И Гао Ши, и Цэнь Шэнь, и Ван Чанлин (698 - 757) создали много прекрасных лирических стихотворений, развивая традиции творчества поэтов-"пейзажистов" и обогащая поэзию более широким общественным содержанием. Вместе с тем каждый из этих разных поэтов так или иначе предварил творчество своих гениальных современников - Ли Бо и Ду Фу.
Ли Бо принадлежит к тем немногим поэтам, чье творчество вобрало в себя всю жизнь народа и выразило его дух. Такие поэты всегда тесно связаны со своим временем, но они и вечны; они в наибольшей силой выражают свою народность, но они и всемирны.
Ли Бо родился в 701 г. С юности мечтая о помощи людям, он избрал путь, странный для молодого человека его поколения: не держал экзаменов, ушел из дому, жил в стороне от жилищ, странствовал, увлекался даосским уединением. Ему было больше сорока лет, когда император вызвал его ко двору и наградил званием ханьлинь, что мы посчитали бы теперь академической степенью. "Бессмертный, низвергнутый с небес", - сказал о нем старший его современник - поэт Хэ Чжичжан. Ли Бо оставался поэтом, независимым в убеждениях и поступках, а они не согласовывались с чинопочитанием и придворными правилами: через три года Ли Бо покинул столицу для новых странствий и встреч с поэтами Ду Фу, Гао Ши и другими, оставшимися для нас неизвестными. Мятеж Ань Лушаня трагическим образом повлиял на судьбу Ли Бо. Через Лишань, где остановился на время поэт, проходили войска Ли Линя, младшего брата императора Су-цзуна, и Ли Бо согласился пойти к нему на службу. Ли Линь же посягнул на престол, и поэт, как его сторонник, был брошен в тюрьму, а затем сослан в далекий Елан. Но он был прощен. Его вернули с середины пути. Через несколько лет после этих событий, в 762 г., Ли Бо умер в доме своего родственника Ли Янбина, которому мы обязаны собранием сочинений поэта. Сохранилось свыше девятисот его стихотворений.
Ли Бо выделялся своей необычностью среди современников. Он чувствовал собственную незаурядность и верил в свое предназначение. "Огромная птица пэн однажды поднимется с ветром..." Восхваляя странствующих храбрецов, он думал о себе; защищая гонимых, он чувствовал себя победителем, не знающим преград. Другие поэты огорчались неудачами, сетовали на будничные неприятности каждодневного существования - Ли Бо с юности отбросил от себя мелочные тревоги и жил в непрерывном поэтическом горении, ощущая в самом себе целый мир и потому не страшась одиночества.
Ли Бо печален, даже традиционно печален. Но и в печали он мужественен, и недаром он восхваляет древнего поэта Се Тяо за его могучий дух, "достигающий до темного неба и взирающий на светлую луну". И уединение Ли Бо не похоже на тихое уединение его предшественников - Мэн Хаожаня или Ван Вэя: и радости и печали его безмерны - седым волосом в три тысячи чжанов протянулась грусть поэта! Все, что видит Ли Бо, огромно ("На Яньшани хлопья снега величиною с циновку..."), и ведомы ему такие трудности, какие ни один человек и представить себе не может. Ему нужны не укромные уголки, чуть освещенные вечерним солнцем, а крутые вершины, летучие водопады, бурные реки. Он сам равен им на своем вечном пути странника, и, больше того, он - некто, живущий среди неба и земли, пребывающий с бессмертными среди звезд. Через тысячу лет после Цюй Юаня (поэта IV - III вв. до н.э.) китайский поэт снова встает рядом с бушующей стихией и безбоязненно распахивает ворота в небо ("Прогулка во сне на горе Тяньму" и другие стихотворения).
Сила образов Ли Бо поражала современников. "Опустит кисть - и устрашает ветры и ливни. А напишет стих - и вызовет слезы у злых и у добрых духов", - сказал о нем Ду Фу.
Таков Ли Бо - не отшельник, но и не человек, затерявшийся в суетной толпе. Он стоит в самой гуще, в самом тесном скоплении людей, и виден отовсюду, а сам видит весь современный ему мир - ничто не способно скрыться от его взгляда.
Ли Бо писал обо всем, что входило в круг тем танской поэзии. В "пограничных" его стихах - мужество, суровость и пленительный лиризм. Он не был чужд романтики походов, но и здесь он впереди многих других поэтов и пишет смелые стихи против войн, которые изобиловали 40-50-е годы VIII в.
...С тех пор как китайцы пошли на Бодэн,
И с этого поля сраженья никто
Домой не вернулся живым.
И воины мрачно гладят за рубеж -
Возврата на родину ждут,
А в женских покоях как раз в эту ночь
Бессонница, вздохи и грусть.
Суровый и сложный Ли Бо - автор пятидесяти девяти стихотворений "Древнего", в которых сравнивает себя с Конфуцием и обличает неправду.
В его творчестве прослеживается связь со старой народной поэзией. Свой стих он строил, умело расширяя рамки правил, подсказывая стихотворцам способы движения вперед, обновляя китайское стихосложение, приближая словарь поэзии к словарю жизни. Независимость Ли Бо была логическим развитием идеала свободы, провозглашенного почитаемым им Тао Юаньмином. Но Ли Бо хотел большего: он уверен в своей миссии поэта-пророка, поэта-учителя, требующей от него полной и, если угодно, безжалостной самоотдачи.
Ли Бо величествен, но в отношении его к людям нет и тени высокомерия или даже покровительства: он поглощен людскими тревогами, он доставляет радость людям, и знает об этом, и хочет этого. Но он и просвещает людей, учит их состраданию. Часто исследователи Ли Бо бывают так увлечены его стихами о космических далях и тонкой его лирикой, что не задерживаются на очень важных для полного понимания поэта стихах о трудовом народе. Этих стихов немного, в них - лишь общая картина, написанная несколькими сильными мазками, но преисполненная гневом и болью за человека.
Если бы из всей танской литературы до нас дошли только стихи Ли Бо, этого было бы вполне достаточно, чтобы говорить о времени высокогуманной поэзии. Отличительной чертой всей этой поэзии было знание народной жизни. На протяжении каких-либо ста лет мы можем наблюдать все большее наполнение поэзии каждодневными тревогами крестьянина.
Обличение несправедливости, сострадание к человеку - все это в классической китайской поэзии прежде всего связано с именем Ду Фу (712 - 770). Он сумел быть своеобразным и великим даже рядом с удивительным Ли Бо.
В творчестве Ду Фу обычно различают четыре периода. До тридцати пяти лет - это годы учения и скитаний, познания своей страны, дружбы и совместных странствий с Ли Бо, Гао Ши. Судя по немногим дошедшим до нас стихотворениям молодого Ду Фу, он полон мечтаний, веры в свои силы, и возможность приложения их. Затем - десять томительных лет в столице Чанъани, которую он покидает в сорок четыре года, когда бежит от мятежа Ань Лушаня. В столице Ду Фу бедствует, ему так и не удается устроиться на службу. Но собственные несчастья отступают перед нищетой и страданиями народа. Где-то вдали видит он уже и грядущую гибель Танского государства. И тогда появляются "Песни о боевых колесницах" - укор тому, кто рад войне. Небывалые стихи, открывающиеся проводами на войну и завершающиеся плачем и жалобами душ погибших. Ду Фу требует ограничения завоевательных войн, удовлетворения существующими размерами государства.
Незадолго до мятежа Ань Лушаня поэт написал большое стихотворение "Из столицы в Фэнсян". Это в нем знаменитые строки: "Вина и мяса слышен запах сытый, а на дороге - кости мертвецов". Это в нем новое для китайского общества чувство - стыд поэта за свое благополучие.
Не хватало лишь бедствий, принесенных мятедом Ань Лушаня, чтобы созревшая мысль поэта повела его дальше. Третий период творчества Ду Фу начинается со времени бегства из плена у мятежников. В плену он печалился о гибели страны. После бегства он пишет такие замечательные произведения, как "Деревня Цянцунь", шесть стихотворений - "Три чиновника" и "Три расставанья". Эти сюжетные стихи, дающие достоверное изображение семьи поэта и людей из народа. В "Чиновнике в Синьани" он описывает, как гонят на войну почти детей, говорит матерям о бесполезности слез: "Вы только исчахнете, целями днями горюя, а небо не сжалится, Небо - оно безучастно". Его "расставанья" - трагические монологи. В этих стихах боль за народ и боль за страну. В них и бытовые подробности, и масса "прозаизмов", и все вместе создает ту насыщенную поэзией картину действительности, за которую творениям Ду Фу дано название "поэтической истории".
Можно считать, что последний период творчества Ду Фу начался в 759 г., когда он бросил службу, к концу года приехал в Чэнду, и на западной окраине города построил свою "хижину". Однако жизнь его не стала умиротворенной и здесь, и кончил он ее в скитаниях. За последние одиннадцать лет им было написано больше тысячи стихотворений. Одна из них - "Стихи о том, как осенний ветер разломал камышовую крышу моей хижины". Собственное несчастье приводит поэта к мечте об огромном доме, в котором нашли бы спасение от дождя и ветра бедняки всей Поднебесной.
О, если бы
такой построить дои,
Под крышею
громадною одной,
Чтоб миллионы комнат
были в нем
Для бедняков,
обиженных судьбой!
Чтоб не боялся ветра и дождя
И, как гора,
был прочен и высок,
И если бы,
по жизни проходя,
Его я наяву
увидеть мог,
Тогда -
пусть мой развалится очаг,
Пусть я замерзну -
лишь бы было так.
Здесь уже не просто сострадание, не стыд благополучного перед страждущими, а прямое желание пожертвовать собою, если это нужно для блага бедняков. В этом - не только эволюция чувства Ду Фу, но и путь развития китайской поэзии в ее отношении к человеку. Стремление к самопожертвованию пока еще довольно абстрактно: поэт не ведал настоящих путей к облегчению жизни народа, и естественна его вера в добрые намерения государя: "Кто найдется, способный в государеву дверь постучаться, // Чтоб указ государя дал вздохнуть от войны и налогов?" Впрочем, как увидим дальше, вера в верховного правителя сохраняется даже у такого поэта, как Бо Цзюйи, который в своих обличениях был уже более конкретен, чем Ду Фу.
Думы о крестьянине, мечты о его довольстве, связанные с пренебрежением собственным благополучием, не оставляют Ду Фу и тогда, когда он пишет стихи о природе. В "Ливне" он равнодушен к тому, что протечет его хижина, только бы дождь поднял хлеба. Когда же ливень превращается в бедствие, он думает только о несчастьях хлебопашца и в стихотворении "В девятый день посылаю Цэнь Шэню" горюет о простом люде, о том, что не спасти посевов, и взывает к тому, кто мог бы усмирить тучи и затянуть прореху в небе.
Ду Фу создавал также традиционные стихи о друзьях, о природе. Этим стихам присуща ясность, простота и предметность.
Творчество Ду Фу оказывало большое влияние на китайскую поэзию в течение очень долгого времени. "Стихи Ли Бо и Ду Фу живут, и сияние их распространяется на десять тысяч чжанов", - писал танский поэт Хань Юй. Знаменитый сунский поэт Лу Ю черпал вдохновение в поэзии Ду Фу. Полководец и поэт Вэнь Тяньсян (казненный монгольской династией в конце XIII в.), находясь в тюрьме, читал Ду Фу и даже составил сборник из двухсот его пятисловных четверостиший. Он писал: "Я ощущал их как собственные стихи, забыв, что они принадлежат Ду Фу". Мы склонны думать, что влияние Ду Фу оказалось большим, чем влияние Ли Бо, потому что Ли Бо был, при поражающей самобытности своей индивидуальности, все же традиционен; Ду Фу же, будучи менее разносторонним и менее ярким, благодаря целеустремленности своего могучего таланта, впервые по-настоящему ввел в китайскую поэзию мир обездоленных, внимание к которому, существовавшее, конечно, и раньше, никогда не бывало столь пристальным и глубоким.
В одно время в Ду Фу жил Лю Чанцин (709 - 780), автор углубленно-созерцательных стихов о себе, о природе, о друзьях. В стихах Лю Чанцина закрепляется установившееся доброе отношение к человеку. Поэту близки люди нелегкой судьбы - крестьяне, рыбаки. Социальная окраска выступает ярче в поэзии Вэй Инъу (737 - 790). Поэт знает крестьянскую нужду, говорит о ней и стыдится того, что он не обрабатывает землю, а деньги и еда ему идут из деревень. Мы видим, как чувство неловкости за свое обеспеченное существование, замеченное нами в стихах Ду Фу, а еще ранее у Ван Бо, охватывает всю танскую поэзию.
Во второй половине VIII в. раскрывается дарование третьего (после Ли Бо и Ду Фу) великого поэта танского времени - Бо Цзюйи. Свободный жанр его "Новых народных песен" был формой, вместившей в себя гнев нового поколения поэтов против господства несправедливости, в защиту крестьянства. Бо Цзюйи (772 - 846) вступил на путь стихотворца еще в юности. Он учился искусству поэзии на тонком восприятии природы и Мэн Хаожаня и Ван Вэя, на широте взгляда Ли Бо, на отчаянии Ду Фу. И как всех танских поэтов, его манила к себе чистотой помыслов и ясностью слова древняя поэзия Тао Юаньмина.
Ли Бо и Ду Фу самой жизнью своей определили свой разлад с обществом. Они оба были вне официального чиновничьего круга, в отличие от Бо Цзюйи, делавшего государственную карьеру и при каждом независимом слове рисковавшего ею. Бо Цзюйи всю карьеру свою сознательно поставил на службу поэзии, поэзию же - на службу современности. Он говорил, что "сочинение должно быть связано со временем, стихи должны быть связаны с действительностью".
Одно из первых его обличительных стихотворений - "Я смотрю, как убирают пшеницу". В нем нашел наиболее точное и четкое выражение зревший в стихах его предшественников мотив стыда перед тружеником-крестьянином:
А я за собою
какие знаю заслуги?
Ведь в жизни ни разу
я сам не пахал, не сеял.
А все ж получаю
казенные триста даней,
До нового года
зерно у меня в избытке.
Задумаюсь только,
и мне становится стыдно,
И после весь день я
не в силах забыть об этом.
Стихи Ду Фу помогли Бо Цзюйи осмыслить свои жизненные впечатления. После мятежа Ань Лушаня был окончательно нарушен старый порядок землепользования, а с 80-х годов VIII в. установлена система "двойных налогов" - летом и осенью. Крестьяне разорялись. Большая часть земли оказалась в руках крупных землевладельцев.
Женщина, весь урожай отдавшая в уплату налога и подбирающая зерна на чужом поле, может быть, у таких же бедняков, как она сама; крестьянин, собирающий траву дихуан, чтобы обменять ее на зерно, оставшееся от конского корма; раздетые и босые деревенские жители, дрожащие от холода ночью в своих лачугах; старик, во дворе у которого для императорского дворца срубили дерево, посаженное им тридцать лет назад, - вот кого увидел поэт и рассказал о них так, как до него не удавалось никому, даже Ду Фу.
Среди обличительных стихов Бо Цзюйи главное место занимают пятьдесят "Новых народных песен" и десять стихотворений цикла "Циньские напевы". Достаточно назвать подзаголовки "Новых народных песен", чтобы стала ясна их направленность: "Страдания крестьянина", "Против лихоимцев-чиновников"... Это стихотворения-рассказы с сюжетом, с монологом героя повествования. В них поэт позволял себе нарушить иной раз строгий размер официальной уставной строки или добавить одну строку вне строфы. Подобных вольностей нет в "Циньских напевах".
Стихи Бо Цзюйи представляют собою новую ступень в развитии китайской поэзии, как и в развитии китайской общественной мысли. В них отразилось и ухудшение условий жизни крестьянина, и изменение места поэта-мыслителя в Танском государстве. Как и Ду Фу, Бо Цзюйи на себе самом испытал бедность и злоключения лихолетья. Но Бо Цзюйи был еще и сановником, который своими глазами наблюдал механизм давления на народ, и разврат, и продажность, и грызню между придворными кликами. Он сам был тем чиновником, которому надлежало осуществлять давление на крестьянина, входя при этом в непосредственное с ним общение. Он знал историю Танского государства, понимал, к чему пришло оно, и, может быть, догадывался о приближении его конца. Он знал историю и владел мастерством поэзии всех былых веков. В последнем нет преувеличения: такова особенность старой китайской традиции. Бо Цзюйи преклонялся перед Ли Бо и Ду Фу, но его не удовлетворяла их поэзия; их путь вел его дальше.
В сюжетных стихах Юо Цзюйи появляются уже типизированные образы с обилием жизненных деталей. Еще нет индивидуализации героя, как не было ее и у Ду Фу, но от общих очертаний поэт приходит к более определенному рисунку. Человек рассматривается внимательнее, вплоть до некоторых особенностей его характера, что видно хотя бы на примере хрестоматийного "Старика со сломанной рукой" из "Новых народных песен". Новыми чертами были контрастные противопоставления в конце стихов, аллегории, резкий до грубости язык обличительных стихотворений. Во всем этом кроется простота, потребовавшая неусыпных трудов. И у Бо Цзюйи остается вера в государя. Но вполне вероятно, что она была вынужденной: и без того много крамолы содержалось в стихах поэта. И все же вера в монарха поколеблена безусловно: это видно по некоему ироническому оттенку, иногда проглядывающему в стихах поэта о государе.
Возросшее углубление во внутренний мир человека можно проследить по двум поэмам Бо Цзюйи, знаменующим вместе с тем достижения сюжетной поэзии. В "Вечной печали" под весьма прозрачным прикрытием описана любовь танского государя Сюань-цзуна к его наложнице Ян-гуйфэн. Поэт пишет о великом человеческом чувстве, о тоскующем по убитой возлюбленной несчастном императоре, как о простом смертном, достойном сожаления. Это единственный случай, когда поэта заинтересовали душевные страдания власть имущих. Через несколько лет он напишет стихи, в которых так скажет об обуревающих правителей чувствах: "Надменные, едут они на военный праздник... Они наедятся - сердца их будут спокойны. Они охмелеют - сильней распалится дух...".
Через десять лет, уже после "Новых народных песен" и "Циньских напевов", Бо Цзюйи создал поэму "Пипа". В ней в общем обыденная по тому времени жизнь описана без ярких красок, какими блещет "Вечная печаль". Ян-гуйфэн - олицетворение неумирающей любви, да и живет героиня среди бессмертных. Героиня же поэмы "Попа" важна читателю сама по себе: нелегкую ее долю разделила не одна женщина в Танском государстве.
Бо Цзюйи был не только великим поэтом, но и идеологом, обосновавшим направление литературы, вождем которого он являлся. Злободневность завладела стихами. Даже лирические стихи Бо Цзюйи, "пейзажные" и "философские", а их было множество, те, в которых он ищет успокоения, устав на склоне дней от непрерывной борьбы, хранят на себе следы уловленных поэтом мгновений современной ему жизни.
На лоянских дорогах, полях и межах
постоянна и вечна весна.
С ней когда-то простился я, нынче пришел.
Двадцать лет промелькнуло с тех пор.
Только годы мои молодые найти
мне уже не удастся никак,
Остальное же все - десять тысяч вещей -
неизменно, как было тогда.
Чжан Цзи, Ван Цзянь, Ли Шэнь - наиболее видные поэты, составляющие группу единомышленников Бо Цзюйи, авторов "Новых народных песен" и других гражданских и лирических стихотворений. Ли Шэнь писал:
Весной посадит
он зернышки по одному,
А осень вернет их
обильнее в тысячу раз...
Где Моря Четыре,
земли невозделанной нет,
А все к земледельцу
приходит голодная смерть!
В IX в. поэты не просто "печалились" о крестьянине и даже не просто противопоставляли роскошь нищете, а задумывались сами и заставляли размышлять читателей над природой неравенства. "Почему же?" - спрашивали они всем своим творчеством. Все названные поэты были близкими друзьями, и сохранившаяся переписка некоторых из них заставляет предполагать не только поэтические, но и жаркие политические беседы и смелые замыслы.
Бо Цзюйи говорил в стихах о Чжан Цзи (768 - 830), что тот "никогда в своей жизни не писал пустых сочинений". Борьба с "пустыми сочинениями" входила в боевую программу группы Бо Цзюйи. Их поэзия не терпела "милых пустяков". Танские поэты сумели запечатлеть духовный облик человека тех времен.
От направления, воспеваемого Бо Цзюйи, нельзя оторвать и других танских поэтов, не столь близко к нему стоявших, поэзия которых была проникнута возмущением социальной несправедливости. Мэн Цзяо (751 - 814), старший современник Бо Цзюйи, поэт необычайно своеобразной индивидуальности, пишет стихотворение "Ткачиха" - о крестьянской девушке, спрашивающей, почему ткет она белый тонкий шелк, сама же носит грубое рваное платье. Сам поэт тоже был беден, хотя и принадлежал к чиновному сословию. Только к сорока шести годам Мэн Цзяо удалось наконец выдержать экзамен на ученую степень, но до конца дней своих он оставался бедняком. Вот картина в его "Осенних думах": приходит осень, а тяготы старости усугубляются бедностью, и в разрушенном доме нет дверей, и луна опускается прямо в постель, и среди четырех стен ветер проникает в одежду... Так пишет он о себе, выражая вместе с тем и общее настроение бедной служилой "интеллигенции". Может быть, поэтому он всю жизнь и почти во всех стихах своих мечтал о необычном, об удивительном, что несколько отдаляет его от Бо Цзюйи и ставит рядом с Хань Юем (768 - 824).
Хань Юй славен "возвратом к древности" в ритмической прозе, которую он стремился обновить и приблизить к требованиям реальной жизни. Опыт Хань Юя - прозаика отразился на поэтическом его творчестве; следы прозы, как уверяют китайские знатоки (и что, вслед за ними, можем заметить и мы), видны и в его стихах. Они сложны, но сквозь нагромождение традиционных намеков проглядывается жизнь и ее тревоги. Как и другие поэты, он озабочен бедами народа. Написанное в 799 г. стихотворение "Возвращаюсь в Пэнсен" начинается с того, что войско Поднебесной снова двинулось в поход. Когда же наступит мир? Поэт сетует на плохих советников государя и напоминает о засухе в Гуаньчжуне, о погибающих от голода людях, о наводнении на востоке страны, в потоках, уносивших трупы... Он готов разрезать собственную печень, из нее приготовить бумагу и на ней своей кровью обо всем написать государю. Здесь, так же как и у Ду Фу, - готовность поэта к самопожертвованию. Во второй части стихотворение теряет поэтическую силу. Но в целом оно показательно для атмосферы танского времени: гражданская тенденция пронизывала творчество самых разных поэтов на протяжении двух, если не более, веков. Гражданская тенденция смыкается с общим гуманистическим направлением танской поэзии, выражающимся в размышлениях о законах человеческой природы, о добре и зле в человеческих отношениях. Одно из лучших стихотворений Хань Юя - "Камни горы". Помимо поэтических, живописных достоинств, оно замечательно широтою взглядов поэта. Непримиримый враг и гонитель буддизма, Хань Юй способен найти успокоение духа в чуждом ему буддийском храме... Среди нагромождения скал затерялась тропа. К вечеру добирается он до храма... Монах рассказывает о прекрасной буддийской росписи на древних стенах, стелет постель, чистит циновку, ставит еду. Посветлело небо, поэт пускается в путь. Горы краснеют, и вода голубеет от рассеянных повсюду лучей солнца... Если жизнь человеческая может быть столь радостной, то так ли уж необходимо обвивать себя путами человеческих отношений?.. "В одном желанье признаюсь немногим моим друзьям, - восклицает поэт, - // Хочу до старости жить здесь, отсюда не уходить".
Прошло два века высокого напряжения литературы, появления одного за другим незаурядных талантов, каждый из которых внес в поэзию и свои индивидуальные особенности. Для поэтов последнего столетия Танского государства пора его расцвета была историей, как историей для них был мятеж Ань Лушаня, после которого наступило время распада страны, обострения противоречий между двором и местными правителями, вражды придворных групп и назревания крестьянских восстаний.
Почему через тысячу двести лет из дали времен и пространств в наш полный собственных забот XX век все еще тянется рука китайского человека эпохи Тан, почему продолжают свою жизнь для нас его встречи и расставания, его повседневные радости и печали, почему сочувствие вызывает в нас поэт, который никак не мог поправить, казалось бы, давно ушедшие в небытие дела? Далекие люди в далекой стране приблизились к нам силой не для нас предназначавшегося ими слова, подтвердившего единство человечества, неразрывность вечной связи народов и поколений на земле.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В данном исследовании сделана попытка, проанализировать историю возникновения и развития Танской династии.
Китай - страна древней истории, культуры, философии; одна из древнейших цивилизаций, просуществовавшей тысячелетия и сохранившей, несмотря на все катаклизмы, свою целостность и своеобразие, была китайская цивилизация, сформировавшаяся в бассейне рек Хуанхэ и Янц-зы.
В результате исследования истории возникновения и развития империи Тан по времени выделяем следующие разделы:
1. Воцарение династии тан (618-907)
2. Социально-политическая структура танской империи
. Ослабление танской империи в VIII-IX вв.
4. Крестьянская война IX в. И крах династии тан
. Культура танской эпохи
6. Танская поэзия
В каждой из них рассматриваются история возникновения империи Тан. Кроме этого в работе также во второй главе рассмотрено «роль Танской империи в социально-экономическом развитии Китая».
События древней и средневековой истории Китая имеют важное значение для понимания закономерностей этнокультурного развития многих современных народов. Поэтому они в течении длительного времени привлекают пристальное внимание ученых. Свой вклад в изучении истории, языка, материальной и духовной культуры китайцев внесли многие ученые из разных стран. Среди них были специалисты по истории, археологии, этнографии, востоковедения, фольклористики, лингвистики. К настоящему времени собран и введен в научный оборот обширный фонд письменных исторических свидетельств событий средневековой истории китайцев, изучены памятники археологической культуры Китая и в других районах. Изучение истории и культуры Китая продолжается. Оно ведется в разных областях гуманитарных наук, что требует координации усилий специалистов различных научных дисциплин из научных центров разных стран.
Несмотря на длительный период изучения, многие проблемы истории Китая остаются нерешенными и являются предметом острой дискуссии. Этому способствует лаконичность и фрагментарность сведений письменных источников, неравномерное изученность археологических памятников.С точки зрения науки, это был многогранный сложный процесс во времени и пространстве.
История народа непосредственно реагирует на все изменения в жизни людей. В этом отношении особое место занимает история, обслуживающая особую форму человеческой деятельности, отражающая материальную и духовную культуру народа.
Углубленное всестороннее изучение истории возникновения Танской династии имеет важное значение для разработки проблем в истории самого великого Китая и др.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1.Хрестоматия по истории мировой культуры, Г. В. Гриненко, Москва, 1998 г.
.В.В.Малявин. Энциклопедия нового Китая
.Китайская народная республика . Справочник..
.Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений... I. С. 53.
.Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений... I. С. 59.
.Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений... III. Указатель. С. 13.
.Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений... I. С. 60.
.Ван Чжуншу. Ханьдай каогусюэ гайшо (Обзор археологии истории династии Тан). Пекин, 1984 г.
.Чжунго кэсюэюань каогуянцзюсо лоянгунцзодуй: ханьвэйлоянчан чубукаоча (Лоянская рабочая группа Института Археологии Китайской Академии Наук. Первые изыскания касательно Лояна в период династий Хань и Вэй)// Каогу N4, 1973.
.Бартольд В.В. Сочинения: Т. 9: Работы по истории востоковедения. М.: Наука, 1977.
.Боград В.Э., Рифтин Б.Л. Русскией китаевед Дэ-мин, его Поездка в Китай и перевод из Сна в Красном тереме // НАА. 1983. № 6. С. 78-87.
.Боннер А.Г. Иакинф Бичурин в Иркутске // Опыт работы библиотек вузов и техникумов зоны Восточно-Сибирского района и Дальнего Востока. Вып. 1. Иркутск, 1974. С. 56-64.
.Волкова М.П. История и конфуцианство - два раздела маньчжурской литературы. [В.П.Васильев как один из первых исследователей маньчжурской литературы] // 22-я НКОГК. Ч.3. М.: Наука, 1991. С. 69-88.
.Гончаров С.Я. Цзинь чжи (Описание государства Цзинь) в переводе В.П.Васильева (К оценке источника и перевода) // 22-я НКОГК. Ч. 3. М.: Наука, 1991. С. 188-198.
.Гумилев Л.Н. Географические работы Н.Я.Бичурина в Центральном государственном архиве Татарской АССР // Бичурин Н.Я. Собрание сведений по исторической географии Восточной и Срединной Азии. Чебоксары, 1960. С 3-12.
.Дионисий Поздняев, священник. Китайская Православная Церковь на пути к автономии // ПДВ. 1998. № 4. С. 127-134.
.История и культура Китая: Сб. памяти академика В.П.Васильева / Отв. ред. Л.С.Васильев. М.: Наука, 1974. 480 с.
.Кожин П.М. Шелковый путь и кочевники (Некоторые вопросы средневековой этногеографии Центральной Азии) [Значение трудов В.П.Васильева] // 22-я НКОГК. Ч.3. М.: Наука, 1991. С. 31-43.
.Козлов В.П. Румянцевский кружок и Н.Я.Бичурин // НАА. 1979. № 4. С. 122-127.
.Куликова А.М. Неизвестные указы Петра 1 // НАА. 1985. № 3. С. 73-77.
.Литература и культура Китая: Сб. статей к 90-летию со дня рождения акад. Василия Михайловича Алексеева. М.: Наука, 1972. 360 с.
.Мальцева Е.В. В.П.Васильев как исследователь китайской литературы // Материалы по истории и филолоигии Центральной Азии. Вып. 4. Улан-Удэ, 1970. С. 9-11.
.Мартынов А.С. Идеологическая полемика в начале эпохи Тан и ее место в истории религий Китая. [Работа В.П.Васильева Религии Востока: конфуцианство, буддизм, даосизм] // 22-я НКОГК. Ч. 3. М.: Наука, 1991. С. 3-21.
.Морозова Н.В. Материалы по истории Китая в коллекции К.А.Скачкова // 14-я НКОГК. Ч. 2. М.: Наука, 1983. С. 200-207.
.Мункуев Н.Ц. По поводу недоразумения: [О переводах В.П.Васильева] // Китай: история, культура и историография. М.: Наука, 1977. С. 97-100.
.Мясников В.С. Валаамская ссылка Н.Я.Бичурина // ПДВ. 1985. № 1. С. 115-121; № 2. С. 131-138.
.Мясников В.С. Избрание Н.Я.Бичурина в Академию наук // ПДВ. 1996. № 5. С. 124-132.
.Нестерова Е.В. К вопросу об авторстве портрета Н.Я.Бичурина // Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. 23-я годичная научная сессия ЛО ИВ АН СССР. Доклады и сообщения. Ч. 1. М.: Наука, 1990. С. 70-76.
.Никольская С.В. Очерк истории китайской литературы В.П.Васильева и роман У Чэнъэня Путешествие на Запад // 22-я НКОГК. Ч. 3. М.: Наука, 1991. С. 44-55.
.Петров Н.А. К истории изучения китайского языка в России // Дальний Восток. М., 1961. С. 65-90.
.Кравцова Марина Евгеньевна. История культуры Китая: Учеб. пособие для студ. вузов, обуч. по спец. "Культурология". - С. Пб.: Лань, 1999. - 416с
.Фицджералд Чарлз Патрик. История Китая / Л.А. Калашникова (пер. с англ). - М.: Центрполиграф, 2005. - 459с.
.Бадак Александр Николаевич, Войнич Игорь Евгеньевич, Волчек Наталья Михайловна, Воротникова О.А., Глобус А. Всемирная история: В 24 т. /
.И.А. Алябьева (ред) - Минск: Литература Т.5: Становление государств Азии. - 543с.