Утопический дискурс в творчестве Г. Уэллса (романы 'Война миров', 'Люди как Боги')

Утопический дискурс в творчестве Г. Уэллса (романы 'Война миров', 'Люди как Боги')

Введение

Изучение утопического дискурса, проблематики художественного языка утопии является одной из наиболее «горячих точек» современных гуманитарных наук. Формы утопического сознания обнаруживают в культуре ХХ-ХХI веков такое поразительное многообразие, что требуется все более активное привлечение различных аналитических инструментов, в том числе и новые, возможно, междисциплинарные исследования утопических и антиутопических жанров.

С легкой руки авторов произведений художественной литературы XX век стали называть веком реализовавшихся утопий. Теме утопии посвящен широкий круг работ, где описаны ее структурно-функциональные особенности, социально-аксиологические доминанты. Критика утопии, разносторонняя и системная, позволила говорить о кризисе утопии как жанра и утопического мышления в целом.

Исследование утопического мышления, художественного освоения утопических и антиутопических идей успело накопить солидную научную базу и позволяет говорить о самостоятельной науке - утопистике, которая объединяет множество гуманитарных областей.

Так исследовались исторические формы утопии, ее соотношение с идеологией, религиозным сознанием, художественными практиками XX века, роль интеллигенции в создании и распространении утопических проектов, утопия и политика, утопия и революция, утопия и социализация, утопия и исследование в области культурной антропологии - все становилось предметом пристального внимания и пристрастной критики.

Утопию осмысливали философы, историки, политологи, социологи и филологи. Ее трактовали как литературный жанр, как реформационные проекты, как социальный идеал, как форму скрытого нигилизма, как средство управления массовым сознанием, как прекрасный проект будущего, достойной реализации, или сладкую несбыточную грезу, мечту, никогда не воплощающуюся в реальности.

В европейской традиции следы утопии мы можем проследить с античных времен: отдельные ее элементы проявляются еще в творчестве Гомера, а великий философ Платон создал впечатляющий проект гармоничного общественного устройства. В произведениях классиков этого жанра: Т. Мора, Т. Кампанеллы, Э. Кабе, А. Сен-Симона, Ш. Фурье, Р. Оуэна и др. представлены не просто яркие образцы желаемого устройства общества, но и глубокие мысли о необходимости идеала для его развития, догадки о возможностях, заложенных в этом важном элементе мышления и деятельности.

Незаменим вклад в исследование утопии и утопического сознания русских мыслителей. Много для понимания сущности утопизма дали воззрения Ф.М. Достоевского[1.1], размышлявшего о неоднозначности стремления к счастью и опасности насильственного его навязывания. Работы Н.А. Бердяева и С.И. Булгакова интересны в связи с анализом утопических аспектов марксизма, прежде всего в его русском варианте. Г.В. Флоровский и С.Л. Франк рассматривают причины существования, механизм образования утопизма как определенного направления мировоззрения. Он понимается как неизбежное логическое следствие натуралистического монизма и связанного с ним мироощущения органического всеединства, в рамках которого человек теряет перспективу свободы и творчества. Утопизм, по их мнению, - результат пропасти между Богом и человеком.

Не претендуя на полноту анализа, можно попытаться выделить ряд направлений в этом многообразии. Большая группа философов едина в своем понимании утопии как того, что коренится в природе человека. Г. Кейтеб, X. Ортега-и-Гассет, М.Шелер видят корни утопизма в присущем человеку стремлении сказать «нет» действительности, в стремлении не просто к лучшему, а к совершенному миру. Немецкий мыслитель Э. Блох, которого назвали «философом утопии», понимал утопию как процесс реализации «принципа надежды», имеющего объективные основания в самой истории [2.3].

Немецкий социолог К. Мангейм, представитель «социологии знания», определяет сущность утопического сознания, исходя из характеристики той роли, которую оно играет в обществе. Для него утопия - это тип сознания, который не находится в соответствии с окружающим его бытием. Это трансцендентальное по отношению к бытию, чуждое действительности, неадекватное сознание. Оно критично и видит только те элементы действительности, которые способствуют подрыву существующего порядка. Утопии Мангейм противопоставляет идеологию, задачей которой является защита существующего порядка. И та, и другая обусловлены спецификой социального бытия своих групп-носителей. Борьба идеологии и утопии оказывает воздействие на ход исторического процесса[3.1, 3.2].

Американский философ Л. Мэмфорд видит назначение утопии в том, чтобы направить общественное развитие в «русло уготованного будущего», заставляя массы примириться с ним как якобы с неизбежностью, продиктованной «технологическим императивом». Утопия для него - «реализованный кошмар» [2.32].

Следует отметить такое направление во французской философии как «социология утопии», которое представлено Ж. Эллюлем, Л. Муленом, А. Резлером и др. Во французском структурализме утопия рассматривается в рамках категории «социальное воображаемое», которая играет большую роль в осмыслении мировоззренческого основания социальной целостности.

Проблемы утопического сознания исследуются в работах таких авторов, как Г. Маркузе, П. Рикер, Ф. Полак, Е. Шацкий и др. К сожалению, работы этих авторов малодоступны широкой научной общественности. Первыми из переведенных полновесных работ стали «Идеология и утопия» К. Мангейма и «Традиция и утопия» Е. Шацкого[2.33].

В литературе преобладают работы, анализирующие утопии отдельных регионов и временных периодов, а также творчество отдельных утопистов. Особо следует отметить авторов, посвятивших свои работы различным этапам русской утопической мысли: Р.А. Гальцева, А.И. Клибанов, В.А. Малинин, К.В. Чистов и д.р.

Во второй половине ХХ века большое распространение получили исследования, посвященные понятию негативной утопии, антиутопии. В своих трудах И.В. Бестужев-Лада, Т.В. Гагин, Г.Маркузе, И.В. Мотрошилова, Э. Тоффлер, Е.В. Хилькевич анализируют совокупность утопических жанров - антиутопию, дистопию, практопию, экоутопию как возможные стратегии развития мирового сообщества.

На сегодняшний день исследования выявляют ценностно-регулятивную природу утопического сознания, необходимость функции утопии в культуре и описывают механизм утопического творчества.

Утопия рассмотрена как культурная константа и как жанр социальной мысли, связанный с конструированием рационалистических моделей совершенного мира.

Особенности дискурса утопии будут определяться чертами утопии как специфического культурного феномена, который связан с качественным изменением мировоззренческой ситуации в Европе в эпоху Модерна.

Под дискурсом обычно понимается идеологизированная речь, слово, пропущенное через ту или иную культурную ситуацию, организованное речевым жанром. Утопия, существуя синхронно в одном культурном пространстве с мифом, религией и наукой, воспринимает и преобразует на основе собственной матрицы многие архетипы, образы, концепты пограничных феноменов литературы и искусства.

В связи с явным повышением внимания к исследованиям в области дискурсологии, в частности современных политических дискурсов, важно помнить и о языке художественной литературы. Так, проблемы взаимосвязи и взаимовлияния фантастики и утопии становились предметом исследования таких ученых, как Г.М. Гуревич, Д.В. Биленкин, Б.В. Ланин, С.Б. Переслегин, В.В. Ревич, В.П. Шестаков и другие [2.12, 2.13, 2.19, 2.20, 2.35].

В том, что называется «социальной фантастикой» (как утопиях, так и антиутопиях), все сильнее дает о себе знать политический дискурс, который примыкает к современным политическим мифам, участвует в современной идеологической борьбе - продолжает их в неведомое будущее, которое так хочется предсказать. Актуальность современного обращения к произведениям антиутопической направленности обусловлена тем, что в отечественном литературоведении антиутопия до сих пор не стала объектом последовательного глубокого и систематического литературоведческого анализа. В силу ряда идеологических причин она была фактически выведена из культурной парадигмы нашей страны более чем на полвека.

Произведения авторов антиутопий стали доступны русскоязычному читателю лишь в 90-е гг. XX в. Эта «внезапность» появления романов-антиутопий на общественной сцене в сочетании со спецификой их идейного содержания обусловили тот факт, что эти произведения были главным образом позиционированы в пределах дискурса политико-идеологической критики, которая не уделяла достаточно внимания художественным аспектам романов, сосредоточившись в основном на анализе их идейно-политического содержания. За исключением немногих действительно серьезных и концептуальных работ [2.30,2.36,2.38], основная масса критической литературы об антиутопиях сводится к рецензиям и журнальным статьям общего характера, имеющим ярко выраженную идеологическую аксиологию.

Анализ научной литературы позволяет утверждать, что интерес к утопии как культурному феномену продолжает расти в сфере социально-гуманитарных наук. Вместе с тем многогранность данной темы позволяет увидеть и другие, возможно, мало исследованные страницы художественного языка утопии.

Для этого представляется интересным обратиться к фигуре писателя-фантаста, который по праву считается родоначальником многих тем и жанров научной и социально-философской фантастике - Герберту Уэллсу. Творчество Уэллса оказало мощное влияние на развитие не только зарубежной фантастики, но и отечественной фантастической прозы (А. Беляев, И. Ефремов, Г. Мартынов, Жорж Ле Фор, Джон Уиндем, А. Корделл и другие).

Любопытно, что литературоведов до недавнего времени чаще привлекали имена Ф.М. Достоевского, Е.И. Замятина, О.Хаксли, Р.Брэдбери, но в этот ряд не попадает Г.Уэллс, хотя многие его произведения имеют отношение к жанрам утопии и антиутопии ("Машина времени", "Война миров", "Человек - невидимка" и многие другие). Исследователи творчества Г.Уэллса только упоминают об элементах утопии и антиутопии в художественной структуре романов этих писателей, но ни один из них не останавливается на вопросе о месте и роли утопии и антиутопии в творчестве писателя.

Благодаря теоретической разработке проблемы утопии и антиутопии в науке нам представляется возможным рассмотреть творчество Г. Уэллса через призму современных разработок, представленных в работах Е. Шацкого "Утопия и традиция» [2.33], Л. Баткина "Ренессанс и утопия" [2.1], А. Мортона "Английская утопия" [2.15], Г. Морсона "Границы жанра" [2.16], а также в нескольких современных статьях: Е.Т. Гальцевой и А. С. Роднянской "Поиски человека" [2.3], А. Зверева "Крушение утопии" [2.9], "Когда пробьет последний час природы" [2.8]. Отдельный вопросы этого аспекта освещены Ю.И. Кагарлицким в книгах Уэллс: очерк жизни и творчества" [2.10], "Вглядываясь в будущее" [2.12], статьях "Человек и будущее человека" [2.13], "Г. Уэллс и Ж. Верн" [2.14].

И. Михальская в работах "Некоторые вопросы теории романа в ранних статьях и в переписке Г. Уэллса" [2.14], "Концепция человека и жанровые структуры в творчестве Г. Уэллса" [2.13] сравнивает ранние романы писателя с его поздней утопией "Люди как боги", а также показывает, какое влияние оказала наука на писателя и как это отразилось в его творчестве.

А.Ф. Любимова в своей книге "Проблематика и поэтика романов Г. Уэллса 1900-1940-х годов" [2.23] исследует комплекс естественнонаучных, социально-психологических проблем, поднимаемых в романах Г. Уэллса, частично уделяет внимание поэтике произведений, разнообразным художественным приемам, которые использует писатель в своих произведениях. Но ее в основном интересуют социальные романы Г. Уэллса и путь к нему писателя.

Недостаточная изученность, казалось бы, такой очевидной темы, как утопические идеи, формирование художественного языка утопии и его рефлексии - критики в виде антиутопии в творчестве Г.Уэллса обусловила актуальность нашей работы.

Объектом исследования является анализ утопического дискурса, его жанровых проявлений и взаимосвязь с антиутопической проблематикой в литературном творчестве Г.Уэллса как одного из родоначальников европейской и мировой социально-философской фантастики.

Предметом исследования стали наиболее показательные, с нашей точки зрения, романы Г. Уэллса - «Война миров», «Люди как боги».

Основная цель исследования - выявить характерные особенности утопии и утопического сознания и показать образно-повествовательные особенности утопического дискурса в творчестве Г. Уэллса. В соответствии с этой целью в курсовой работе поставлены следующие задачи:

раскрыть связь утопического научно-фантастического дискурса с общим контекстом эпохи первой трети ХХ века;

проследить параллели с политической теорией Г. Уэллса;

выявить структурные элементы утопического дискурса, механизм его жанрового воплощения и повествовательных особенностей в романах Г. Уэллса;

обосновать взаимообратимость утопических и антиутопических тенденций в языке художественной литературы на примере творчества Г. Уэллса.

Глава 1. Творчество Г. Уэллса: социокультурный контекст

.1 Политическая теория Г. Уэллса

Герберт Джорж Уэллс (Herbert George Wells, 1866-1946) родился в Бромли - тогда маленьком провинциальном городке, недалеко от Лондона. Его отец и мать, в прошлом садовник и горничная в богатом поместье, владели небольшой лавкой фарфоровых изделий, почти не приносившей дохода. Фактически семья жила на деньги, которые отец зарабатывал как профессиональный игрок в крикет. Герберт Уэллс был ещё подростком, когда отец сломал ногу и тем самым лишился заработка; мать вернулась на старое место - теперь уже и качестве домоправительницы, детей определили в мануфактурную торговлю. Четырнадцатилетний Герберт, мечтавший стать ученым, сделался уборщиком и кассиром.

В юности Уэллс переменил немало профессий. Он работал лаборантом в аптеке, пытался жить уроками - и снова вернулся в мануфактурную лавку; служил учителем начальной школы. Наконец, ценою упорных занятий, ему удалось сдать экзамены на стипендию в так называемой Нормальной школе - высшем учебном заведении, готовившем преподавателей естественных и точных наук. К двадцати трем годам он получил ученую степень по биологии.

Герберт Уэллс пришел в литературу из мира науки. Почти двадцать лет выходили в свет его романы, повести и рассказы, а первая его книга - учебник биологии, изданный и 1892- 1893 гг. (I и II части) и выдержавший после этого ещё пять изданий, продолжал оставаться популярным учебным пособием.

С начала 90-х годов Уэллс сотрудничает в периодической печати; часть статей и очерков, тогда им написанных, впоследствии вошла в сборник Избранные разговоры с дядей (Select-Conversations with an Uncle and Two other Reminiscences, 1895).

В том же году был опубликован его научно-фантастический роман Машина времени (The Time Machine: An Invention), а затем сборник новелл Украденная бацилла и другие происшествия (The Stolen Bacillus and other Incidents, 1895). Эти произведения принесли молодому автору широкую известность. Литературная слава Уэллса упрочилась после опубликования романов Остров доктора Моро (The Island of Dr. Moreau, A Possibility, 1896), Человек-невидимка (The Invisible Man: A Grotesque Story, 1897) и Война миров (The War of the Worlds, 1898). С этого времени он окончательно посвящает себя литературной деятельности.

Надо признать, что исследование особенностей творчества Г.Уэллса, как и утопического дискурса в его романах будет неполным без учета его оригинальной политической теории, которая является наименее изученной части наследия английского мыслителя и общественного деятеля. Литературная известность Г. Уэллса отчасти затмила его вклад в разработку политических и общественных проблем.

По сути, именно Г.Уэллса можно считать родоначальником утопистики как комплекса социально-гуманитарных наук изысканий: писатель разработал самобытную концепцию грядущего социально-политического переустройства мира, во многом опередившую свое время. Более ста футурологических, политических, социологических произведений, написанных Уэллсом в первой половине XX века, содержат немало оригинальных наблюдений, изучение которых приобретает особое значение в XXI веке.

Рассматривая фигуру Герберта Уэллса, необходимо учитывать, что он был не только теоретиком, но и практическим политиком, доказывающим важность социальной пропаганды в политическом процессе. Активная политическая деятельность Уэллса серьезно повлияла на распространение социалистических идей в Англии и во многих странах мира (например, США, Франции), на становление и формирование лейбористской партии, которая уже на протяжении 100 лет оказывает большое влияние на политическую жизнь Великобритании.

На наш взгляд, особенности исследования утопии и антиутопии, представленные в литературном творчестве писателя, напрямую связаны и даже обусловлены не только художественно-философской позицией автора, но его политической теорией, которая должна рассматриваться в едином социокультурном контексте и является вполне четкой, целостной и системно разработанной, представляет самостоятельный интерес, а не просто как дополнение к литературным занятиям Г.Уэллса.

Свидетельством серьезного интереса к наследию Уэллса на Западе является существование Общества Герберта Уэллса (Wellss Soci-ety), которое образовано в 1960 году в Англии. Сейчас созданы его отделения в других странах. Основное внимание в Обществе уделяется исследованию центральных идей Уэллса, связанных с проблемами международных отношений, социального переустройства, технического прогресса. Под эгидой Общества издается журнал «The Wellsian», где публикуются исследования его членов, посвященные творчеству мыслителя; общественно-политическая сторона творчества Уэллса занимает основное положение на страницах журнала. Цель многих статей - заострить внимание на идеях Уэллса относительно развития цивилизации, причинах войн, условиях мира и связать их с проблемами современной действительности.

И все же Уэллсу именно как политическому мыслителю уделяется незаслуженно мало внимания, особенно на фоне популярности таких фигур, как У. Моррис, Б. Шоу, Б. Рассел, С. и Б. Вебб, которые считаются классиками английской социально-политической мысли. Так, в обзорных исследованиях по истории социалистических учений, истории рабочего движения, фундаментальные труды Уэллса, оказавшие в свое время огромное влияние на политическую мысль и политическую практику, нередко даже не упоминаются.

В России Уэллс стал известен примерно с 1898 года, так как его произведения переводили на русский язык практически сразу после их появления в Англии. Отечественные исследования творчества мыслите-ля можно разделить на три группы. К первой группе можно отнести критические статьи, рецензии на произведения Уэллса, носившие в целом обзорный характер и знакомившие читателя с фигурой мыслителя. Анализируя периодические издания, выходившие в России до и после революции 1917 года, можно прийти к выводу, что творчество Уэллса постоянно находилось в поле зрения ведущих ученых и публицистов, однако глубокий анализ его идей встречался не часто. Так, появившиеся уже в 1898 году первые русские статьи об Уэллсе И.В. Шкловского (писавшего под псевдонимом Дионео) и К.Н. Толстого (его псевдоним - К.Т.) поверхностно освещали творчество Уэллса и содержали категоричные односторонние оценки[2.5,2.6]. Русские критики писали о некоем «антиинтеллектуализме» Уэллса, приписывали ему протест против технического прогресса, возводя этот протест к антимеханицизму и антиутилитаризму XIX века. В своем крайнем выражении данное направление в изучении его произведений приводило к полному отрицанию социально-политического начала в творчестве Уэллса. Показательными в этом смысле являются исследования З. Венгеровой, пытавшейся доказать, что Уэллс показывал в своих произведениях пагубность материального прогресса, который может привести человечество к духовной гибели, хотя эта точка зрения абсолютно не соответствовала пониманию самим Уэллсом прогресса и развития. Такой подход исчерпал себя уже к началу XX века.

После 1902 года русские читатели узнали нового Уэллса - футуролога, социалиста-реформатора, критика современного общества, утописта. «Предвидения» (1901), «Современная утопия» (1905), «Новые миры для старого» (1908) опрокинули привычное представление о нем, а в связи с ситуацией в России, назревшей к 1905 году, оформился новый взгляд на его творчество. Так, журнал «Русское богатство» в 1902 году опубликовал серию статей Шкловского, посвященных «Предвидениям» и «Открытию будущего», который связал идеи Уэллса с явлениями современной английской общественной мысли, попытался проследить их происхождение и показать значение для общественной жизни Англии.

В своих статьях русские авторы начала XX века возводили творчество Уэллса к Платону, Т. Мору, Т. Кампанелле, Э. Беллами и У. Моррису, часто не стремясь показать при этом принципиальных отличий Уэллса от его предшественников. Очень поверхностно анализировали и уэллсовский социализм. В дореволюционный период вышло несколько собраний сочинений Уэллса, вобравших в себя в основном фантастические произведения.

В советское время появилось несколько собраний сочинений Уэллса, но ни в одно из них не вошли общественно-политические трактаты. Соответственно, и аналитические очерки были в основном посвящены его художественным произведениям. Продолжали также выходить рецензии на книги Уэллса в таких журналах, как: «Вестник книги», «Книгоноша», «Книжные новости», «Печать и революция», «Иностранная литература», «Литературный еженедельник». Именно в советское время сама собой определилась линия изучения уэллсовского творчества: им занимались в основном литературоведы, старавшиеся показать «дружественность» идей Уэллса советскому народу («в пользу» писателя несомненно сыграли три его визита в Россию в 1914, 1920 и 1934 годах, личные встречи мыслителя с Лениным и Сталиным, а также вышедшая в 1920 году книга «Россия во мгле») и изучавшие его фантастические и социально-бытовые романы. Отнесем к этой группе исследований также работы русских писателей М. Горького, В. Набокова, К. Чуковского, которые дружили с Уэллсом и старались не обходить вниманием его новые работы [2.37,2.38].

Ко второй, и самой важной, группе исследований относятся, во-первых, работы Евгения Замятина, встречавшегося с Уэллсом лично в 1920 году - «Герберт Уэллс» и «Генеалогическое дерево Уэллса». В совокупности они представляют собой небольшое по объему, но чрезвычайно емкое историко-литературное и теоретическое исследование, посвященное одновременно и интересным фактам из биографии мыслителя, и основным вехам его теоретических изысканий: роли научно-технического прогресса, войн, революций в развитии общества. Особо Е. Замятина интересует природа уэллсовского социализма «не по Марксу», который «не есть борьба классов», прокладывающего путь идее наднационального федеративного государства.

Во-вторых, это работы Ю. Кагарлицкого - известного советского литературоведа, детально изучавшего творчество Уэллса, признанного даже англичанами - членами Общества Уэллса, в котором он занял пост вице-президента. Его монография «Вглядываясь в грядущее»[2.10] насыщена информацией о том, как творчество Уэллса вплетено в исторический контекст, однако ее едва ли можно использовать в качестве источника - стиль серии «Жизнь замечательных людей» этой книге ближе, чем стиль собственно научного исследования.

Третью группу исследований составляют отечественные диссертации, защищенные после 1966 года и посвященные творчеству Уэллса. Это, в основном, работы филологов, изучавших Уэллса как новеллиста, автора социально-психологических и фантастических романов. Единственной наиболее близкой по времени к нашей работе является кандидатская диссертация 2005 года И.Б. Кригера «Философия Герберта Уэллса». Однако в ней изучены лишь некоторые аспекты творчества Уэллса, связанные с тематикой истории зарубежной философии [2.36,2.38].

По хронологическому принципу исследователями выделяется пять основных периодов его жизни и творчества. Первый период (1866-1901 г.) - начало карьеры Уэллса - политического мыслителя, появление первых трактатов. Второй период (1901-1908 г.) - «прогрессистско-социалистический». Уэллс много пишет на тему будущего общества, его политической организации, зависимости прогресса науки и техники и основных тенденций мирового развития. «Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль» (1901) - первый трактат Уэллса, написанный не в жанре художественного произведения, - становится переходом к новому этапу жизни и творчества. «Предвидения» послужили отправным пунктом в процессе оформления социально-политической концепции Г.Уэллса, которое происходило, в том числе, под влиянием фабианского социализма (в Фабианском обществе он состоял с 1903 по 1908 г.). Особенность рассматриваемого периода - яркое участие Уэллса в политической жизни Англии, пропаганда идеи необходимости создания массовой социал-демократической партии вместо существующих небольших политических объединений. Третий период (1908-1918 г.) - разработка проблемы роли войн в современном мире, изменившемся под влиянием научно-технического прогресса. С каждым годом Г. Уэллс все больше убеждается в своей правоте относительно надвигающейся войны катастрофических масштабов, которая может разрушить цивилизацию и продвинет уцелевших к реорганизации всей мировой общественно-политической системы. В произведениях, относящихся к этому периоду, он показывает, как научно-технический прогресс становится фактором, провоцирующим войны, способствующим усилению военной мощи государств и их завоевательного «инстинкта», появлению новых форм предпринимательства, таких как незаконная торговля оружием.

Однако Уэллс не отвергает своих прошлых рассуждений о позитивном характере развития науки и техники, говоря, что война разрушит старую систему, а наука поможет построить новый экономический порядок, в котором будут созданы условия для воцарения мира. К этому периоду относится и первая поездка Г. Уэллса в Россию (1914), где он знакомится со многими видными деятелями культуры и политики и формируется его представление о стране.

Четвертый период (1918-1928 г.) можно назвать «историческим», так как Г. Уэллс в основном занимался написанием «истории цивилизаций», продолжая тем самым демонстрировать свою невероятную разносторонность как мыслителя. 1918-1919 годы - это период воплощения новой идеи Уэллса о создании концепции истории, в которой на первый план вышло бы все человечество само по себе, показанное не в национальных и социальных различиях, а в своей способности к созиданию и постижению мира. В 1920 году он во второй раз едет в Россию и в результате пишет книгу «Россия во мгле» (1920). С ее помощью Г.Дж. Уэллс продемонстрировал всему миру то, какими еще могут быть последствия войны как явления: разрушение целой страны, голод, опустошение и т.п. В русской революции он находит еще одно подтверждение своему прогнозу о том, что существующие формы социальной организации сами собой развалятся в результате войны.

Пятый период (конец 1920-х - 1930-е годы) характеризуется тем, что Уэллс завершает процесс формирования основных теоретических положений его политической концепции. В 1928 году он пишет книг «Открытый заговор», в которой находят отражение все его идеи о мировом бесконфликтном государстве, которые он выдвигал в разных формах на протяжении жизни. Параллельно Г.Уэллс издает две книги, составляющие вместе с «Очерком истории» образовательную трилогию: «Наука жизни: свод современных знаний о жизни и ее возможностях» (1930) и «Работа, счастье и благосостояние человечества» (1931). В них также проводится идея открытого заговора, которая посвящена стратегии мировой революции «функциональных людей» с наднациональными интересами для спасения человеческого общества от пут традиций, тех, кто готов вырасти морально и умственно для обустройства нового мира. Манифесту «открытого заговора» он остается верен до конца жизни и пишет в 1931 году трактат «Что мы творим со своими жизнями?», который можно считать окончательным вариантом «Открытого заговора».

Исследуется и эволюция идеи объединенного государства в политической теории Уэллса. Называя его сначала социалистической республикой, затем наднациональным демократическим альянсом государств, Уэллс вкладывал в эти понятия примерно одинаковый смысл. Отмечается, что использование таких разных определений было связано с тем, что Уэллсу в разное время представлялось более адекватным одно из них, что различной степенью актуальности в тот или иной период идеологических предпочтений общества (если в начале XX века были популярны социалистические теории, то с конца 30-х годов демократия виделась единственным спасением от тоталитаризма). Однако с течением времени сама концепция только подробнее разрабатывалась Уэллсом в рамках тех основных принципов, которые он изложил еще в 1901 году в «Предвидениях».

Масс-медиа и коммуникации, особенно пресса, считает Уэллс, станут главным пропагандистским орудием в руках управляющих и будут отвечать в новом обществе за перевоспитание. Также одним из самых важных факторов он называет радикальные изменения в системе образования. В основном Уэллс надеется на образовательное возрождение в школах, а не в университетах. Университет он рассматривает больше как исследовательский центр подготовки специалистов и получения новых знаний. Он возлагает на начальную и среднюю школы ответственность по внедрению современной научной точки зрения на мир. Главным тезисом концепции объединенного мира Уэллса является утверждение, что не может быть выхода из мирового кризиса XX века без массовой переориентации человеческого сознания. Он считает, что изменения в сознании (умственной организации) будут возможны для большинства людей. Они могут стать гражданами мирового государства без серьезных помех для их настоящего (обычного, привычного) положения и их безопасности большинства людей «на данный момент без какой-либо насильственной дезорганизации их внутренней жизни и серьезных социальных и экономических изменений для них».

Рассматривается также образ идеального семьянина и гражданина. Идеальный гражданин в концепции Уэллса предстает не только с философско-этической, он и с политико-экономической точки зрения[2.38].

1.2 Утопия и антиутопия: вопросы истории и поэтики

Слово "топия" (от греч. topos) означало место. Приставка "у" могла происходить либо от греч. "уи", либо от "ои". В первом случае это эвтопия, во втором - утопия (место, которого нет).

Безусловно, сегодня никто не смог бы даже примерно назвать количество произведений, которые можно было отнести к этому жанру.

У истоков утопии стоит Платон, автор книг "Государство" [1.4], "Законы", диалогов "Тимей", "Критий". Иногда даже утверждают, что всю утопическую литературу можно рассматривать как гигантский комментарий к сочинению "Государство". Однако классическим произведением, оказавшим влияние на развитие жанра в XVI-XIX вв. и собственно давшим самый термин "утопия" была утопия Т.Мора (1516) [1.3].

В книге Т. Мора ощутимо воздействие довольно широкого круга представлений и суждений о государстве, а также о формах государственного устройства, существующих или по крайней мере описанных ранее: очевидно обращение к Платону и Лукиану, равно как и связь со средневековой литературой путешествий и с открытием американского контекста.

В книге автор предстает перед нами в качестве лица, добросовестно подготовившего рассказ путешественника родом из Португалии об обычаях, которые ему удалось увидеть в далекой, но реально существующей стране: по словам исследователя, государство Утопия "лучшее" из тех, которые ему известны, а поэтому ему не стоит труда рассказать о законах, по которым живут в Утопии. Однако он не берется отстаивать эти законы как наиболее совершенные, напротив, каждый волен, открыто критиковать их; важно то, что мир узнает о существовании народа, обладающего древней культурой и большими познаниями, опыт которых может быть обсужден и осмыслен в Европе. Даже читателю, понимающему все буквально, Мор с первых же строк поясняет свою позицию - намерение ограничиться незначительной критикой. Ему нет необходимости высказывать развернутое суждение об обществе Утопии, ибо основная цель его труда - довести до сведения других то, что стало известно ему. Благодаря ложному уверению, книга о нем становится описанием явления, о закономерности которого нет смысла задумываться, ибо оно существует само по себе, а не в воображении автора. Такое добровольное принятие на себя роли скромного посредника- рассказчика было широко распространено среди авторов утопических сочинений [2.19].

Станислав Лем называет утопию "изложением определенной теории бытия при помощи конкретных объектов" [2.20]. Создатели утопии стремятся изображать мир максимально завершенным и однозначным в своем совершенстве. Утописты часто прибегают к "говорящим картинам", а не к отвлеченным рассуждениям [2.25].

Вторая особенность утопии как литературного жанра состоит в том, что это ритуализированное поведение поддается рациональному объяснению, и в утопии всегда находится кто-нибудь, кто поможет уяснить путешественнику эту рациональность и поможет ему избавиться от предрассудков, принесенных из старого мира.

Морсон в статье "Границы жанра" [2.16] считает, что общее для всех утопистов отношение к действительности, выражающееся в резком противопоставлении действительности и идеала, оставляет немало места для различий, вытекающих из особенностей тех или иных человеческих идеалов, условий, в которых они формируются, а также роли, которую они играют в истории.

Существует несколько концепций по классификации утопий.

Утопии каждой эпохи, даже если они устремлены в будущее, или, напротив, ищут идеал в далеком прошлом, носят на себе отпечаток времени и места, в котором они возникли. Даже используя традиционные литературные схемы и не выходя из круга все тех же вопросов, они не перестают свидетельствовать о ситуации, которая их породила. Тут нет ничего удивительного, ведь утопии - это ответы не только на вечные вопросы о человеке, но также на вопросы конкретных человеческих обществ. Ответы эти дают люди своей эпохи. Утопии каждой исторической эпохи имеют свои специфические черты. Поэтому их можно разделить на античные утопии, средневековые утопии, утопии Возрождения, Просвещения, романтизма, реализма и т.д.

К античным утопиям относятся книги Платона, к эпохе Возрождения - Утопия Т. Мора. Линию Т. Мора продолжит Т. Кампанелла Город солнца (1602), В. Андреа Христианополь (1619) и Ф. Бэкон Новая Атлантида (1627), отразившие гуманистическую веру и торжество разума. Начиная с Бэкона, в утопию входит представление о материальном (научно-техническом) прогрессе. Утопические прорывы в будущее мы находим у Рабле (это Телемское Аббатство в Гаргантюа и Пантагрюэле), отчасти у В. Шекспира в его драматической сказке Буря (1623) и т.д. В эпоху Просвещения утопические проекты создавались преимущественно в форме публицистических трактатов (Ж.Ж. Руссо, У. Годвин и др.); известен утопический роман Л. Мерсье 2440 год (1770). Для эпохи романтизма, отмеченной распространением идей утопического социализма (Р. Оуэн, Ш. Фурье, Сен-Симон), характерны не столько утопии в чистом виде, сколько отдельные картины светлого будущего (Королева Маб, Освобожденный Прометей П.Б. Шелли, Остров Байрона, Грех г-на Актуана Ж. Санд, Отверженные В. Гюго).

Рубеж XIX-XX вв. отмечен многочисленным появлением утопий, попытками их теоретического осмысления (А. Фогт, А. Свентоховский и др.) Некоторые утопические проекты были восприняты как практические рекомендации к осуществлению утопического идеала. В этом смысле исключительный резонанс приобрел роман Э. Беллами Взгляд назад (1988). Развивая идеи Беллами У.Д. Хоуэлс в своей дилогии (Путешественник из Альтрурии (1894) и Через игольное ушко (1907) соединил утопию с социально-философской сатирой. Широкую известность приобрели романы австрийского писателя Т. Перцка Свободная страна (1890) и Заброшенный в будущее (1895).

В. Чаликова [2.34] отмечает, что в XX в. в утопии все больше преобладает технический уклон, в центре оказывается не столько социально- политическая организация будущего, сколько прогнозирование научных достижений и - главное - их социальные и психологические последствия. Эту проблему отражают утопии А. Азимова, С. Лема и др.

Кроме этого, существует другой способ разделения утопии. Один из исследователей Е. Шацкий [2.35] делит утопии на эскапистские и героические. Эскапистские утопии - это все те же мечтания о лучшем мире, но из них не вытекает призыв к борьбе за этот мир. Одним из классических примеров является Т. Мор. В рамках эскапистской утопии можно обнаружить три различных способа бегства от действительности.

Утопия места - это повествование о странах, в которых люди живут счастливо. Иногда это (например, в случае Утопии Т. Мора и Икарии Кабе) чистый вымысел, т.к. этих стран нельзя найти ни на одной географической карте. Интересен хронотоп этих утопий, иногда это просто далеко идущая идеализация известных стран или, скорее, стран, известных ровно настолько, чтобы можно было приписать им идеальные общественные отношения. Но в любом случае, это были общества, отгороженные от внешнего мира. В литературе Просвещения подобную роль нередко играли острова южных морей, а иногда, например, Китай. К утопиям места относятся Город солнца Т. Кампанеллы (1602), Описание Христианополитанской Республики И.В. Андреа (1619), Новая Атлантида Ф. Бэкона (1627), Путешествие в Икарию Э. Кабе (1842).

Утописты - верные спутники путешественников, они все время на границе неизвестного мира. Утописты в своем большинстве были весьма образованными и сознательно использовали приемы литературы о путешествиях, чтобы тем самым сообщить некоторые идеи, которые иначе не могли бы рассчитывать на столь же широкое распространение. Е. Шацкий отмечает: Утописты стремились не столько информировать своих читателей, сколько поучать их [2.33]. Они использовали усиленный спрос на экзотические новинки, чтобы пропагандировать новые идеи.

Утопии времени (ухронии), т.к. рисуют счастливое когда-то или когда-нибудь. Например, библейский рай, Золотой век античных авторов, или произведения с выбранными датами, наподобие 2440 Мерсье или 2000 Беллами, в которых появляется идеал общества. Своеобразен хронотоп данного вида утопии, там прошлое и будущее никак не связано с настоящим, а лишь противостоит ему. Некоторые авторы считают, что появление этой разновидности утопии было естественным следствием завершения эпохи великих географических открытий [2.37]. Весь мир был уже в общем-то известен и обещал человечеству все меньше. Утопию надо было куда-то перенести, поэтому из пространственного измерения она перемещается во временное. На смену прежнему где-то приходит когда-нибудь. Существенное значение имеет и то, что человечество постепенно вступает в эпоху веры в прогресс. Эпоха такой веры и порождает утопии типа Год 2440 Мерсье, где мечта о лучшем мире становится мечтой о будущем мире.

Утопии места подвергают сомнению самоочевидность и естественность общественного порядка, показывая, что где-то в мире возможен порядок, принципиально иной и более совершенный. Утопия времени - прошлого или будущего - делает то же самое, показывая, что когда-то было или когда- нибудь будет совершенно иначе и лучше. В таких утопиях нет внутренних конфликтов. Есть утопии, представляющие собой идеализацию какого-либо прежнего состояния: при царе, до реформы, до войны - вот примеры стихийно созданных утопий этого типа. При отсутствии определенного образа будущего обращается к прошлому времени. Говоря когда-то было лучше, мы, по сути дела, говорим лишь о том, что должно быть иначе, чем теперь.

Утопии вневременного порядка - такое понятие возникло вследствие того, что свой идеал утописты помещают вне сферы земного существования человека, хотя бы предполагаемого. Авторы просто переносят свой образец куда-то вне времени и пространства и связывают его с вечными ценностями, наподобие Бога, Природы, Разума и т.д. В утопиях вневременного порядка концепции излагались без посредничества говорящих картин, но с тем же намерением противопоставить господствующим отношениям иные отношения и предложить им в противовес некий комплекс желательных общественных ценностей.

Воплощение этих ценностей может быть весьма различным, но их общей чертой всегда было то, что они существуют вне времени и пространства. Е. Шацкий [38] считает, что мир этих утопий построен без опоры на реальность. Значение этих утопий в том, что они служили философской основой для другого типа, особенно тех, которые конструировали вымышленные модели совершенного общества. Например, учение Платона о совершенном государстве находится в тесной связи с его учением об идеях. Картине Утопии у Т. Мора соответствует определенная концепция природы человека. Иначе говоря, в утопии места и времени нередко проявляется образ некоего идеала, существующего вне времени и пространства. В их основе обычно лежит недоверие ко всем человеческим установкам, сочетающееся с убеждением в необходимости отыскать какую-то точку опоры, не имеющую ничего общего с этими установлениями, извечную и неизменную, абсолютную и универсальную. Е. Шацкий отмечает, что появлению и укоренению таких утопий особенно способствуют периоды глубоких общественных потрясений, когда становится очевидным крах господствующего строя, а контуры какого-либо другого строя еще не видны [2.33]. Это характерно для века Просвещения. Например, классические утопии идеальных обществ, где в качестве исходного пункта берется естественное право Истина, или Истинная система Д. Делиана, Кодекс природы, или Истинный дух ее законов Морелли.

Кроме эскапистских утопий существуют героические утопии. Это любые утопии, содержащие какие-либо программы и призывы к действию. Героические утопии в свою очередь делятся на утопии ордена и утопии политики.

Утопии ордена. В основе таких утопий лежит деятельность, имеющая целью создание неких островов добра внутри плохого общества. В них идет утверждение идеала, противопоставление его реально существующему плохому обществу. В конце XVIII - первой половине XIX вв. в Европе были весьма многочисленны Союзы друзей, чаще всего они объединяли вокруг себя молодежь, протестующую против мира старых, в котором они усматривали господство эгоизма. Группа молодых, не видя возможности полного преображения этого дурного общества, создает внутри него заповедник высших моральных ценностей - маленький мир, основанный на совершенно иных принципах, нежели большой мир. Классическим литературным примером такого острова в море общественной жизни служит Вильгельм Мейстер Гете - роман, который вообще представляет собой настоящую антологию утопических мотивов.

Утопии политики. В их основе лежит деятельность, имеющая целью заменить плохое общество новым, хорошим. Это практическое применение утопического мышления в жизни общества. Якобинцы учились по книгам Руссо, Бабеф, создавая Заговор во имя равенства, обращались непосредственно к Морелли. Классические примеры утопий политики дает нам эпоха Великой французской революции, единственная в истории эпоха, когда революционная политика жила лозунгом начать все сначала, лозунгом полного разрыва с прошлым и построения нового общества по принципу Разума.

Политической утопией той эпохи был общественный договор.

Кроме утопии существует и антиутопия. Р. Гальцева и И. Рознянская верно отмечают: Антиутопический роман - это нашедший себе литературное выражение отклик человеческого существа на давление нового порядка [2.3]. Если утопия пишется в сравнительно мирное, предкризисное время ожидания будущего, то антиутопия - на сломе времени, в эпоху неожиданностей, которое это будущее преподнесло.

Коренное свойство антиутопии, которое остается в ней постоянным, каким бы ни был материал - она неизменно оспаривает миф, созданный утопией без должной оглядки на реальность. А.Зверев подчеркивает: Для классической утопии элемент социальной мифологии обязателен; он может быть выражен с большей или меньшей отчетливостью, однако присутствует всегда [2.9]. Антиутопия и миф - понятия связанные одно с другим только отношением принципа несовместимости. Миф, из которого вырастает образ земного рая, в антиутопии испытывается с целью проверить даже не столько его осуществляемость, сколько нравственность его оснований. Если духовная утопия платоновская, то антиутопия, можно сказать, дышит духом Гераклита: для этого пародийного жанра все течет и все истины ошибочны. В лучшем случае антиутопия признает продолжающийся прогресс все новых и новых гипотез без окончательного решения - без последнего номера. Одним словом, утопия утверждает, что мы знаем, антиутопия вопрошает, почему мы думаем, что знаем. А. Зверев считает, что антиутопия - это карикатура на позитивную утопию, произведение, задавшееся целью высмеять и опорочить саму идею совершенства, утопическую установку вообще [2.10].

Критика утопии восходит к очень давнему времени. Платона критиковали за то, что он выдумал идеальные республики вместо того, чтобы изучать, как функционируют реальные республики. Таким критиком Платона был Аристотель. А Марк Аврелий доказывал, что платоновские проекты неприменимы в жизни, т.к. требуют полного преображения человеческих чувств, а это казалось ему неисполнимым.

Консервативные критики утопизма выдвигали против него два ряда аргументов:

) Они указывали, что утопизм не принимает во внимание особенности материи общественной жизни - слишком сложной, чтобы к ней можно было применить какие-либо простые принципы. Любая попытка их применения влечет за собой использование силы, чтобы привести жизнь в соответствие с требованием абстрактного идеала.

) Критики утопизма доказывали, что утопии основаны на ложной концепции природы человека, ибо, как правило, предполагают, что призванием человека является достижение счастья и совершенства.

Одним из ярких произведений антиутопической литературы были Записки из подполья Ф.М. Достоевского [1.1]. В этой повести, высмеивающей утопический образ хрустального дворца из романа Н.Г. Чернышевского Что делать? [1.15] и подвергающей сомнению ценность утопических проектов вообще, содержатся едва ли не все аргументы, которые вплоть до самого последнего времени обычно выдвигают антиутописты. Достоевский упоминает даже о том, что в осуществленной утопии было бы, вероятнее всего, ужасно скучно. Искания утопистов ассоциируются у него с математикой: речь идет о нахождении возможно более простой формулы - таблички, которая позволит все предвидеть и все решить, обеспечив человеческие усилия для разумной и выгодной деятельности.

Быть может, людям и нужен образ хрустального дворца, виднеющегося где-то вдали, но ведь это не значит, что они сумели бы жить в нем. Благоденствие бывает непереносимо [1.1:45].

Критика Ф.М. Достоевского затрагивает чрезвычайно существенную черту утопического мышления. Действительно, утописты обычно изображали миры поразительно упорядоченные, устроенные - как это определял Ф.М. Достоевский, за ним и Е.И. Замятин [2.7] - по таблице умножения. Чем более они изобиловали подробностями, тем яснее становилось, что всему и всем отведено в них строго определенное место, нередко такое, которое нельзя переменить безнаказанно. Коль скоро система совершенна, любое изменение будет изменением к худшему, возвратом к доутопическому хаосу.

В. Чаликова отмечает, что стремления к переменам в утопиях обычно не предвидится [2.33]. Обитатели Утопии просто не хотят перемен, не хотят ничего такого, что не принадлежит к устоявшемуся порядку. Достигнув счастья, они уподобляются муравьям, свободная воля им уже не нужна. Эту черту утопии демонстрирует Скиннер в своем романе Уолден-два.

Об этом же с тревогой пишет А. Зверев: Общество настолько совершенно, что человеку не обязательно быть добрым, ибо он уже не несет ответственности за что бы то ни было. За решение многих трудных проблем своего прежнего существования он платит высокую цену, отказываясь от важной части того, что всегда считалось признаком истинно человеческим [2.8]. Антиутопические произведения проникнуты трезвым рациональным взглядом на утопические идеалы.

На протяжении последнего столетия все шире распространяется убеждение, что утопия - это не только невинное интеллектуальное развлечение, из которого практически ничего не следует. Девственных земель уже не осталось: чтобы утопия могла народиться, что-то должно быть уничтожено. В этих условиях утопия бывает опасной общественной силой.

Среди антиутопий наибольшей известностью пользуются О. Хаксли О дивный новый мир [50] (1932), дополненный впоследствии публикацией книги Дивный новый мир, посещенный вторично, а также роман Дж.Оруэлла 1984 (1949). Другими известными книгами были: Мы Е.И. Замятина (1927), Котлован[51] (1928), Чевенгур[52] (1929) А.П. Платонова, Механическая пианола К. Воннегута (1932), 451 (по Фаренгейту Г. Брэдбери (1953). Эти антиутопии изображают фантастический мир и предостерегают: то, что кажется, ныне совершенно неосуществимым и второстепенным, завтра может стать доминантой общественной жизни. Так, например, они указывают на опасности, которые таит в себе развитие техники и ее использование для иных целей, нежели господство над вещами.

В свое время Е. Шацкий отметил, что мир негативных утопий - это мир огромных всеохватывающих организаций, располагающих неограниченными техническими возможностями, благодаря которым решается извечная проблема всех реализаторов утопии: как добиться того, чтобы люди безропотно принимали то, что без их участия было признано наиболее для них подходящим. Эти чудодейственные технические средства позволяют либо произвольно манипулировать нормальными людьми, либо создавать послушных гомункулусов, которыми можно управлять при помощи простейших физических стимулов [2.33].

Утопия может преобразоваться в негативную утопию, т.е. граница между позитивной и негативной утопией до известной степени текуча.

Уничтожить утопии может только преображение действительности из отрицания которой они вырастают. Но утопии продолжают существовать независимо от количества рациональных доводов, которые против них выдвигают.

Таким образом, в результате развития и становления утопий и антиутопий как жанров литературы можно выделить в них такие черты поэтики:

Для утопий характерно:

. Общество, которое они изображают, застыло в неподвижности; ни один утопист не изображает изобретенный им мир во временном протяжении.

. Все утопии предполагают полное единомыслие, в них присутствует упрощенный взгляд на человека, нет индивидуализации характеров, схематизм в их изображении.

. Поэтому в утопиях нет каких-либо внутренних конфликтов. Сюжет утопии предполагает описание мира, его законов, взаимоотношение людей, основанных на разумных принципах и поэтому не располагающих к конфликту.

. Все процессы, происходящие в обществах, протекают по заранее установленному образцу.

. Эти совершенные общества полностью отгорожены от внешнего мира. Пространство в утопии замкнуто, изолировано.

. Утопиям свойственно изображать свой мир, ориентируясь на некий идеал, оторванный от реальности.

. Поэтому в утопиях нет сатиры, т.к. там идет утверждение идеала и противопоставление этого идеала реально существующей действительности.

Антиутопии отличаются в своей поэтике от утопии:

. В антиутопиях тоже изображены вымышленные общества, но они призваны вызывать не восхищение, как в утопиях, а ужас, не привлекать, а отпугивать, и ни в коем случае они не могли бы считаться идеальными.

. Для антиутопий характерен мотив предостережения

. Антиутопии свойственен трезвый, рациональный взгляд на утопические идеалы. Антиутопии всегда оспаривают миф, созданный утопиями без опоры на реальность.

. Антиутопии связаны с реальной жизнью, они показывают, что выходит из утопических идей если их претворять в жизнь, поэтому антиутопии всегда строятся на остром конфликте, подсказанном жизнью, имеют драматический, напряженный сюжет, яркие характеры героев.

. Антиутопии ведут полемику с утопическими идеалами с помощью иллюзий, реминисценций.

. Антиутопии используют фантастику с целью дискредитации мира, выявления его нелогичности, абсурдности, враждебности человеку.

. Этим же целям служат сатира, гротеск, парадоксы.

Таким образом, утопия и антиутопия порождены жизнью и вошли в литературу как жанры.

У каждого из этих жанров свои целевые установки, отсюда своеобразие поэтики.

Утопия более связана с рационалистическим образом мышления и схематизмом в изображении жизни и людей.

Антиутопия более свободна в использовании художественных средств, она обращается к научной фантастике, сатирическим приемам, аллюзиям, реминисценциям. В антиутопии всегда развернутый сюжет, который строится на конфликте идей, получающих конкретное воплощение в характерах героев.

Глава 2. Утопия и антиутопия в творчестве Г. Уэллса («Война миров», «Люди как боги»)

2.1 Концепция утопии и формирование жанра социально-фантастического романа в творчестве Г. Уэллса

Творческое наследие Уэллса очень велико. Уэллсу принадлежит около сорока романов, множество публицистических работ, киносценарии, из которых наиболее известен Облик грядущего, написанный в сотрудничестве с кинорежиссером Александром Корда. Уэллс - автор многочисленных рассказов, весьма разнообразных по тематике и форме,- от юмористического рассказа и волшебной сказки до рассказа-памфлета, посвященного важным социальным и литературным проблемам, и рассказа-пародии. Особое место занимает Опыт автобиографии (Experiment in Autobiography, 1934),- книга, в которой повествование художника о своей жизни перемежается с размышлениями о проблемах современности.

Переход от научной деятельности к научно-популярному очерку, а затем и к художественной литературе был для Уэллса совершенно естественен.

Утилитарный, научно-популярный элемент достаточно силён в творчестве Уэллса. Дело даже не в объеме и степени достоверности специальных знаний, сообщаемых писателем в том или ином романе. Одни его построения основаны на точных научных положениях, другие лишь наукообразны. Но в каждом случае Уэллс ставил себе задачу привить читателю научный склад мышления, увлечь его грандиозными перспективами, которые открывает пород человечеством развитие науки.

Впрочем, если бы только этим ограничивались цели Уэллса, творчество его не выходило бы за пределы позитивизма. В действительности оно значительно шире. Именно за рамками позитивизма творчество Уэллса приобретает свою художественную и общественно-познавательную ценность.

Быть художником - не значит ли это искать выражения для окружающих нас вещей?- писал Уэллс и предисловии к первому русскому собранию своих сочинений (1909).- Жизнь всегда была мне страшно любопытна, увлекала меня безумно, наполняла меня образами и идеями, которые, я чувствовал, нужно было возвращать ей назад. Я любил жизнь и теперь люблю ее всё больше и больше. То время, когда я был приказчиком или сидел в лакейской, тяжелая борьба моей ранней юности,- всё это живо стоит у меня в памяти и, по-своему, освещает мне мой дальнейший путь[1.11:365].

Уэллс, собственно, пишет романы не столько о науке, сколько об её возможностях и о тех силах, которые мешают ей служить людям. Последний вопрос имеет такое большое значение для автора, что оттесняет на второй план вопросы чисто научные. Но как бы ни были научно оснащены произведения Уэллса, важнейшая их тема - основные общественные проблемы современности. Уэллс с самого начала выступил как автор социально-политических произведений, написанных в жанре научно-фантастического романа.

Этот жанр имел большое значение для Уэллса. Фантастический роман давал возможность писателю, рассказывая о будущем человечества, проследить основные тенденции современного общества в их развитии. Писатель широко использовал и другие возможности фантастики - прежде всего в области традиционного для английской литературы сатирического гротеска (Свифт, Диккенс).

Романы Уэллса обычно делят на фантастические, бытовые и романы-трактаты. В каждом из этих литературных жанров нашли выражение не только разные стороны писательского дарования Уэллса, но и разные стороны его идейного облика.

Свое представление о государстве будущего Уэллс излагает в романе-трактате Современная Утопия (A Modern Utopia, 1905). Утопия - счастливое государство, организованное на основах фабианского социализма или, попросту говоря, государственного капитализма. В Утопии установлена государственная собственность на землю и природные ресурсы и муниципальная собственность на энергию. Промышленность и сельское хозяйство отданы на концессионных началах частным владельцам и кооперации. Право наследования, отменено, и благосостояние человека зависит исключительно от его трудолюбия. Но не всякий человек по природе трудолюбив, рассуждает Уэллс, и поэтому в Утопии немало бедняков.

Утопия создалась в результате целой эпохи политических потрясений, разрушивших старый общественный строй, что дало возможность интеллигентской партии, принявшей название самураев Утопии, построить свое идеальное государство. Самураи Утопии - это одновременно и политическая партия, подчиненная строжайшей дисциплине, и что-то вроде высшей интеллектуальной расы. Место классовых различий заняла классификация по интеллектам. В Утопии существуют четыре класса ума: поэтический, аналитический, тупой и пошлый.

Всякий, кто сумеет доказать, что принадлежит к одному из двух высших классов и пожелает подчиниться строгому уставу самураев, может войти в эту партию.

Однако Уэллс сам не очень верит в возможность осуществления своей мечты. Способно ли современное общество преобразоваться и Утопию? Суд Линча в Соединенных Штатах, Погромы в царской России, Бандитизм в Лондоне - эти заголовки, прочитанные на газетном листе, заставляют автора кончить свою книгу нотой неумеренности и сомнения. Огромная сила чувствуется в этом мире,- пишет он в заключение книги.- Она бьет в нос, она сбивает с ног. Какая польза, семеня мелкими шагами по тротуару, рассуждать... об Утопии, защищать ее, доказывать ее превосходство... [Цитир. по:2.11:45]

Творчество Уэллса, во многом связано с, традициями литературы Просвещения.

Для Уэллса, как и для просветителей, существует понятие естественного человека в его философско-этическом смысле. Вера в способность человека к постоянному умственному и моральному совершенствованию, борьба за то, чтобы он имел возможность раскрыть все неисчерпаемые силы своего духа и разума, роднят Уэллса с демократическими традициями английского Просвещения. В ранних романах Уэллса можно без труда обнаружить типично просветительские мотивы критики современного общества, где нарушена гармония чувства и разума. Эти просветительские, гуманистические стороны творчества Уэллса резко противопоставляли его декадентской литературе, стремившейся опорочить человека.

Однако связь Уэллса с просветительством имела и свою оборотную сторону. К Просвещению Уэллс обращался не только в период своего творческого подъема, но и в годы упадка, заимствуя из идеологии просветителей ее наиболее ограниченные, исторически изжитые стороны. Он безоговорочно принимает идеи просветителей о человеческом обществе как механической сумме индивидов, принимает их идеализм в понимании исторического процесса. Фантастика в этом случае перестает служить Уэллсу средством концентрированного выражения тенденций современности; она отражает теперь фантастичность, нереальность, предвзятость социальных идей писателя.

Г. Уэллс и вступил в литературный мир фантастики как автор антиутопий. Он писал о страшных несчастьях, ожидающих человечество. И все-таки сквозь его антиутопию со временем все больше проглядывала классическая форма утопии. От "так может случиться" Г. Уэллс переходил к "так должно случиться" и, наконец, к прямым советам о том, какой путь избрать.

В 1905 году Г. Уэллс пишет "Современную утопию". Это был беллетризированный трактат с многочисленными публицистическими отступлениями. Однако не только публицистичность книги давала Г. Уэллсу право называть ее "современной". Современен был самый подход Г. Уэллса к давней утопической теме.

"Утопии прежних веков, - пишет Г. Уэллс, - были недемократичны. Личность в те времена недостаточно еще выделилась из коллектива, и утописты отражали сравнительно невысокий уровень ее самосознания. Сейчас личность высвободилась, обрела внутреннюю самостоятельность. Это результат и одно из условий прогресса. Человеческий труд делается более творческим, а к такому труду способны лишь люди с большой свободой личного выбора и раскрепощенным воображением" [3.1:58].

Нарисованная Г. Уэллсом в "Современной утопии" утопическая страна во многом отвечает конечным его идеалам. Это утопия во всемирном масштабе: исчезла национальная рознь, исчезла опасность войны и нет нужды держать армии. Уклад жизни определяется разумом, а не традицией. Успехи науки неизмеримо повысили жизненный уровень, и всякий человек, желающий приложить руки к делу, обеспечен всем нужным. Мера личной свободы в таком обществе значительно выше, чем при современных порядках. Но частная собственность на орудия и средства производства не ликвидирована - она только введена в "рамки приличия". А для того, чтобы добиться последнего, Г. Уэллс чрезвычайно усиливает роль государства.

Г. Уэллс мечтал о будущем, каким его надо сделать сознательными усилиями людей. Наука, по его мнению, должна была сыграть в этом значительную роль.

Среди множества литературных влияний, которые можно проследить в произведениях Г. Уэллса, есть одно основное, сформировавшее Г. Уэллса как писателя ХХ века. Это влияние - просветительство. "Смысл просвещения Г. Уэллс видел не в отвлеченной проповеди добрых начал, а в объяснении реального положения в мире," [2.10:59] - отмечает Ю. Кагарлицкий.

Наибольшие плоды теория просвещения приносила в произведениях о далеком будущем - о том времени, когда классовое общество исчезнет, а вместе с ним и разобщенность человечества. Г. Уэллс писал "утопии-минимум". Иногда они имели форму самостоятельных трактатов, иногда выступали как приложение к книге о современности или о ближайшем будущем. В них немало противоречий. Г. Уэллс надеется на то, что увеличение роли научных исследований, технический прогресс и автоматизация производства поведут уже не к созданию малочисленной прослойки интеллигентов, а к образованию невиданного прежде "нового среднего класса", который составит опору общества. Представители этого класса будут в силу своего положения и характера занятий чувствовать себя представителями всего человечества и постараются работать в общих его интересах. Как они будут действовать, каким путем отнимут власть у теперешних правителей общества, подскажет время.

Этот идеальный проект неизбежно терпит крах уже в самой системе логических выкладок автора. Г. Уэллс не может не задаться вопросом: "Из каких слоев будет формироваться этот "новый средний класс"? Очевидно, из представителей современных общественный классов. А если так, будет ли он представлять собой единое целое?" [3.9:60].

Еще больший крах эта система воззрений потерпела, когда ее пытались претворить в жизнь. Под влиянием призывов Г. Уэллса иногда возникали небольшие группы энтузиастов, объявлявших его своим руководителем и наставником. Но, сталкиваясь с живыми людьми, в качестве руководителя, Г. Уэллс " проявлял такую беспомощность, а сами его проекты обнаруживали такое несогласие с жизнью, что все эти начинания кончались ничем". [3.11:61]

2.2 Образно-повествовательные особенности романов Г. Уэллса «Война миров» (1897)

уэллс утопия фантастический роман

«Война миров» - четвёртый роман Герберта Уэллса, и относится к его ранним произведениям. Как признают исследователи творчества, идея книги носилась в воздухе, и Уэллс был вдохновлён несколькими обстоятельствами, совпавшими в конце XIX века. В 1877 и в 1892 году астрономы имели возможность детально наблюдать Марс <#"justify">В 1894 году французский астроном Жавель наблюдал некую вспышку на поверхности Марса, что прямо отражено в книге.

Исследования астрономов произвели большое впечатление на Уэллса и серьёзно повлияли на сюжет будущей книги. Впоследствии Уэллс продолжал интересоваться темой Красной планеты и в 1908 году даже опубликовал статью «Существа, которые живут на Марсе».

Другое обстоятельство - это изменения в мировой геополитике <#"justify">#"justify">Книга Уэллса считается первой, где была открыта тема вторжения пришельцев с другой планеты, которая стала чрезвычайно популярна в мировой научной фантастике XX века#"justify">.

Сразу после первого издания книга Уэллса произвела большое впечатление на читающую общественность. Роман был воспринят как жесткая критика имперской колонизаторской <#"justify">В произведении мастерски рисуется панорама характеров и реакции человеческого индивидуума на холодную и бесчувственную угрозу инопланетного вторжения. Писатель ставит фундаментальные вопросы о том, куда может завести однобокая технологическая эволюция разума.

Марсиане из романа Г. Уэллса "Война миров" должны были появиться в тот же год, когда было написано это произведение - 1898 году. Выстрелы с Марса были замечены в 1894 году, марсианам понадобилось несколько лет, чтобы долететь до Земли. В эти годы было множество книг о Марсе и марсианах, но книга Г. Уэллса заняла первенство, благодаря своей "актуальности". Ведь катастрофа должна произойти со дня на день. Место, где впервые упали цилиндры, известно точно: Хорсельская пустошь, недалеко от Уокинга. Нашествие марсиан охватывает все близ лежащие города: Мэйбэри, Уокинг, Сэнд, Чобхем, Лондон. Падение цилиндров, нашествие, а затем гибель марсиан - все это происходит в течение двух недель июня. В этом романе мы не видим дальнейшего царствования марсиан, но можем предположить, что ожидало бы человечество, останься инопланетяне живы. Человечество бы разделилось на два лагеря: первые жили бы в просторных, чистых клетках, прирученные марсианами, они "станут похожи на домашних животных; через несколько поколений это будут большие, красивые, откормленные, глупые твари" [1.7:127]. Вторые, те, кто решился бы остаться на воле, рискует одичать, "превратиться в своего рода больших диких крыс..." [1.7:128] Но они спасли бы не только свой род, но и накопленные знания, в надежде, что рано или поздно они захватят боевые треножники и победят марсиан.

Война миров дает наиболее полное представление о своеобразной художественной форме ранних романов Уэллса. Рассказывая о вторжении на землю марсиан, писатель ведет свое повествование в форме подробного научного отчета, окрашенного эмоциями рассказчика, который сообщает не только о своих выводах, но и о ходе наблюдений, и обстоятельствах, при которых они сделаны. Уэллс предусматривает самые различные возможные последствия вторжения марсиан на Землю, включая изменения людской психологии, земной флоры и т.д. Но рассказчик - не безразличный наблюдатель. Он не просто очевидец интересного эпизода, добросовестно, но бесстрастно повествующий о нем, а один из тех, кто на собственном опыте пережил крушение земной цивилизации. Правда, в отличие от других участников этих событий, он глубоко задумывается над происходящим и видит в победе марсиан не результат неожиданного вмешательства какой-то посторонней силы, а следствие внутренней противоречивости и слабости современного общества. Человечество оказалось на краю гибели потому, что оно было разобщено, закоснело в своих предрассудках, отстало в развитии технических и научных знаний.

Более глубоко та же мысль раскрывается писателем через обобщенный образ марсиан. В этих фантастических существах воплотились тенденции современного собственнического общества, доведенные до предела. Уже в первой главе романа автор замечает, что жестокость марсиан, поставивших себе целью истребить большую часть человечества, не может удивить того, кто достаточно знаком с нравами буржуазной цивилизации.

Прежде чем судить их слишком строго,- пишет Уэллс,- мы должны припомнить, как беспощадно уничтожали сами люди не только животных... но и себе подобных представителей низших рас. Жители Тасмании, например, были уничтожены до последнего за пятьдесят лет истребительной войны, затеянной иммигрантами из Европы. Разве мы сами уж такие апостолы милосердия, что можем возмущаться марсианами, действовавшими и том же духе? Прибытие первого цилиндра с Марса застаёт героя романа за работой над статьей о развитии нравственности в связи с общим прогрессом цивилизации. То, что он увидел во время вторжения марсиан, заставляет его оставить статью недописанной.

Марсиане, которые в своих научных и технических познаниях намного опередили человечество, совершенно лишены человеческих чувств. Единственного рода эмоция, которую они испытывают, это удовольствие при пожирании пищи. Марсиане бесчеловечны, но их жестокость - лишь форма осуществления экономической (в данном случае физиологической) необходимости, и тем она страшнее.

Картина царства марсиан списана Уэллсом с натуры. Для человека, воспитанного буржуазным обществом и принимающего его нормы, господство марсиан не принесет ничего по существу нового. У него нет мужества, нет силы, нет гордости. А без них человек - ничто... Для таких людей марсиане будут просто благодетелями: чистые, просторные клетки, питательный корм, порядок и уход, полное спокойствие. Пробегав на пустой желудок с недельку по полям и лугам, они сами придут проситься в клетку... Они будут удивляться, как это раньше жили без марсиан... Среди них появятся разные направления, секты... Найдется немало откормленных глупцов, которые просто примирятся с новым положением, другие будут мучиться тем, что это несправедливо и что они должны что-нибудь сделать. Когда надо на что-нибудь решиться, слабые и те, которые сами себя расслабляют бесконечными рассуждениями, изобретают религию, бездеятельную и заносчивую, проповедующую смирение перед насилием, перед волей божьей. В этих клетках будут набожно распевать псалмы и молитвы. А другие, не такие простаки, займутся... эротикой... Может быть, марсиане воспитают из некоторых людей своих любимчиков, обучат их разным фокусам... Может быть, им вдруг жалко станет какого-нибудь мальчика, который вырос у них на глазах и которого надо зарезать.

«Война миров»

Творчество Г. Уэллса также отмечено чертами опасения за будущее человечества ("Машина времени", "Война миров"). Проблема человека и цивилизации является центральной в романах Г. Уэллса. В своих романах писатель раскрывает несоответствие между быстрыми темпами развития науки и техники и низким уровнем сознания человека; как не велики масштабы романов Г. Уэллса, все вопросы решаются для него, в конечном счете, через человека. Человек был для Г. Уэллса не только средоточием биологических сил, но и социальных, он существует, прежде всего, как часть человечества.

До Г. Уэллса фантастика была накрепко связана с путешествием или басенной аллегорией. В «Машине времени» Г. Уэллс заново обжил фантастику путешествий, перевернув все привычные понятия, связанные с этим жанром.

Если в романе "Остров доктора Моро" писатель по-новому использовал робинзонаду и животную аллегорию. "Война миров" не находит себе параллелей во всей истории фантастических романов, и подготовлена она не столько произведениями других писателей, сколько предшествующим творчеством самого Г. Уэллса. На место нашествия марсиан можно поставить такие реальные понятия, как разрушительные войны, социальные катаклизмы, научные открытия, таящие в себе угрозу для человечества.

Сюжет романа необычен: в один погожий день на Хорсельской пустоши, недалеко от Уокинга, упал первый цилиндр с Марса, и никто не увидел в этом опасности. Но делегация, направлявшаяся к цилиндру, была уничтожена тепловым лучом. А потом прибыли и другие цилиндры. Пятьдесят марсиан явились покорить человечество.

Таким образом, сюжет строится на противостоянии землян марсианам. Но организованное сопротивление продолжалось всего несколько дней. Потом исчезли государство, общество, цивилизация. Остались лишь обезумевшие орды, мечтавшие о спасении любой ценой. Человек был развенчан. Он считал себя царем природы, но оказался жалким животным под пятой марсиан. "Люди годны лишь на то, чтобы стать пищей для марсиан. У них нет мужества, нет гордости, они не умеют сильно желать", [1.7:97] - заявляет Г. Уэллс устами одного из героев, солдата-артиллериста. "Для таких людей марсиане будут сущими благодетелями. Чистые, просторные клетки, питательный корм, порядок и уход, полное спокойствие. Пробегав на пустой желудок с недельку по полям и лугам, они сами придут и будут проситься. Даже будут рады. Они будут удивляться, как это раньше жили без марсиан..." [1.7:98]

И артиллерист, рисующий эту картину, продолжает к изумлению и ужасу своего слушателя, от имени которого ведется повествование: "Быть может, марсиане воспитают из некоторых людей своих любимчиков, обучат их разным фокусам, кто знает? Быть может, им вдруг станет жалко какого-нибудь мальчика, который вырос у них на глазах и которого надо зарезать. Некоторых они, быть может, обучат охотиться за нами..." [1.7:99]. С одним из этих жалких людишек герою "Войны миров" приходиться столкнуться очень близко. Это викарий, с которым рассказчик проводит несколько дней в доме, на самом краю воронки, вырытой одним из марсианских снарядов. У этого проповедника слова божьего нет ни капли мужества, достоинства, сообразительности. Побуждения, которые руководят им, элементарны - чувства страха, голода, любопытства. От того, какой из инстинктов возобладал в данную минуту, и зависит все его поведение.

Исход из Лондона особенно страшен: в момент смертельной опасности, нависшей над человечеством, люди не стали лучше - напротив, в них выявилось все дурное. Г. Уэллс в романе, рассуждая о современной цивилизации, задается вопросом: разве те люди, которые возмущаются жестокостью марсиан, не уничтожали представителей отсталых народов? Такова нравственность на данном этапе истории человечества. О том, велика ли надежда на "прогресс нравственности в связи с дальнейшим прогрессом цивилизации", легче всего судить по нравственным принципам марсиан.

Материальный прогресс достиг у марсиан огромных успехов. Но все это завоевания холодного, эгоистичного разума, для которого существует одно лишь понятие - целесообразность. Нравственных представлений у марсиан попросту нет. Они лишены страстей. Единственная эмоция, которую они способны испытывать, - это удовольствие при поглощении пищи. Марсиане однополы и размножаются почкованием. Весь организм марсианина приспособлен исключительно для круглосуточного функционирования невероятных размеров мозга.

На материале «Войны миров» можно ясно увидеть то мастерство, с которым Г. Уэллс превращает научную гипотезу в средство раскрытия большой социальной проблемы. Не только фантазия художника, но и эрудиция ученого помогли Г. Уэллсу создать гротескные образы страшных обитателей соседней планеты. Их уродливый облик фантасмагоричен.

Для Г. Уэллса, как бы критически он не смотрел на своих современников, не встает вопрос, кого предпочесть: земного человека или марсианина? Земля должна остаться за человеком - существом, одаренным разумом и страстями, прекрасным телом и человеческим духом.

Итак, Г. Уэллс вновь и вновь предостерегает: то, что в его время кажется нереальным, через несколько лет может стать главным. Под нашествием марсиан подразумевается не только это событие, но и разрушительные войны, научные открытия, которые приведут к гибели человечество. О романе "Война миров" можно говорить как о романе-антиутопии.

Интересно провести параллель с изображением ученого как человека нового времени в творчестве Жюля Верна, который пытался в научно-фантастических романах обойтись бытовыми человеческими образами. Если до Ж. Верна в литературе минувших веков герой-ученый был скрыт "таинственным театральным полумраком, прошедших через восприятие романтика народных сказаний о чернокнижниках и чародеях, о творцах "перпетуум-мобиле" и открывателях философского камня" [100], то у Ж. Верна образ ученого был "бытовым". В его романах можно выделить два типа ученых: ученые-чудаки, которые неосознанно могут творить и добро и зло, они являются фанатиками отвлеченной идеи, осуществление которой может привести и к катастрофическим последствиям; ученые-новаторы, борцы за свободу.

Г. Уэллс, идя по стопам Э. По, ввел в свои романы фантастический образ, усиливая звучание последней идеи. Это позволило ему сильнее концентрировать мысль. Сначала морлоки и элои "Машины времени", потом люди-звери "Острова доктора Моро", потом марсиане "Войны миров", а рядом человек-невидимка - молодой лондонский ученый, выявивший на своем примере всю сложность отношений науки и общества. «История ученого-злодея» в романах Уэллса опутывалась большим количеством социальных связей.

У Г. Уэллса добро и зло борются в душе одного человека, и зло побеждает, т.к. за ним стоит целое общество.

«Люди как боги» (1923)

Образ идеального общества воплощен Г. Уэллсом в научно-фантастическом романе "Люди как боги" [1.8].

В романе говорится о цивилизации людей на планете, называемой «Утопия» в параллельном мире, куда случайно попадают несколько англичан. Показано социальное устройство и технологические достижения людей, построивших в Утопии <#"justify">Действие начинается в Англии <#"justify">Мир, где нет частной собственности, насилия над личностью, нужды, политических форм управления, мир, где мы встречаем полное единомыслие среди жителей. Государство давно отмерло, нет здесь и элиты, т.к. все люди поднялись до понимания общечеловеческих интересов. "Наше образование и есть наше правительство" [1.8.63], - говорит один из утопийцев. В утопии воплощено то, что Г. Уэллс несколько ранее называл "идеалом всякого интеллигентного человека", - "порядок без организации". Все сохранившиеся функции государства переданы обществу, и теми или иными вопросами, представляющими общий интерес, занимаются просто "люди, которые больше других в этом понимают".

Человек восторжествовал в Утопии Г. Уэллса, т.к. социальные отношения целиком свелись к человеческим отношениям, основанным на разумных принципах и не располагающих к конфликту. "Мир Утопии - "это торжество порядка и красоты..." [1.8:64]. В Утопии не было ни одной науки, зародыша которой не существовало бы на Земле, ни одного вида энергии, которым не пользовались бы земляне. Здесь была та же Земля - только без невежества, темноты, злобы, коварства, столь обычных в земной жизни..." [1.8:65].

Уэллс желает отношений товарищества между людьми, труда по душевной потребности, а не по принуждению, совести вместо стяжательства. Утопийцы Г. Уэллса не чураясь труда и садоводства, основное время уделяют все-таки занятиям наукой. После того, как наука освободила их от труда ради куска хлеба, они не потеряли к ней интереса.

Небо этой страны, куда попал мистер Барнстейпл, не заволакивают тучи фабричного дыма, - но не потому, что утопийцы отказались от фабрик. Они просто сумели создать "автоматически действующую цивилизацию", устранив в промышленном производстве то, что вредно человеку и противоречит его природе. Утопийцы любят прилагать свои руки к делу - не только голову, но и руки. Они с удовольствием трудятся на земле. Но не в знак протеста против умственной работы и не потому, что их вынуждает материальная необходимость. Если для них и существует в данном случае какая-то необходимость, то это необходимость всестороннего развития личности, чувства единства с природой.

То было время бурного развития науки, "переходящей от накопления материала к общим выводам, открывающей новые миры в недрах материи и на других планетах. Электромагнитные колебания, гамма-лучи, проблема четвертого измерения - все это в те годы волновало не только узкий круг ученых, но и широко обсуждалось в газетах и популярных журналах" [73].

Это был мир тех идей, которыми жил Г. Уэллс. Сферу науки он соединял с жизнью. И именно на этой почве вырастала фантастика Г. Уэллса, которая уходила своими корнями в окружающую ее реальность. Романы Г. Уэллса основываются на научном материале, но писатель часто допускает и научную фантастику, вымышленные научные изобретения. Чаще всего - это чистый вымысел, смелое предположение, далеко выходящее за пределы наших знаний, прием, позволяющий писателю перенести своего героя (или героев) в необычную обстановку - в далекое будущее, на другую планету, или в мир, изменивший свои привычные пропорции.

Автор намечает путь от сегодняшних неурядиц к счастливому будущему, изображенному в этом романе. Причины перехода к жанру утопии в конце своего творчества он раскрывает в статье "Приключения человечества" [1.6:74].

Отличие утопии "Люди как боги" Г. Уэллса от классического жанра утопии заключается в том, что его утопическое общество проверяется землянами на пригодность жизни в нем. И оказывается, что они не в состоянии жить там.

Роман не устрашает и не запугивает. К тому времени мне уже надоело обращаться с игривыми иносказаниями к миру, занятому саморазрушением. Я был слишком уверен, что близкое будущее готовит людям сильные и жестокие переживания, и не хотел обыгрывать это в книгах. Мир, потрясаемый катаклизмами, не нуждается в новых фантазиях и катаклизмах [3.1:115].

Роман "Люди как боги" не является чистой утопией в общепринятом смысле слова. В основе сюжета романа лежит необычное происшествие, случившееся с главным героем Барнстейплом. Барнстейпл ехал по сельской дороге. Вдруг он услышал звук лопнувшей струны, и сразу все вокруг него переменилось. Его окружал необычной красоты пейзаж, он увидел прекрасных, обнаженных людей, необычайно усовершенствованные автомобили и самолеты, ручных леопардов. Так мистер Барнстейпл попал в Утопию. Как выяснилось, утопийцы проводили опыты по связи миров, лежащих в разных плоскостях, и к ним переместился кусочек чужого мира вместе с несколькими автомобилистами, проезжавшими в этот момент по дороге, - в том числе и с мистером Барнстейплом.

Прибытие землян нарушает спокойное течение жизни в Утопии. Они принесли с собой болезни, давно здесь уничтоженные, и по всей стране начинают бушевать страшнейшие эпидемии. Земляне и в другом отношении оказываются неподходящими обитателями для Утопии. Одного из них, священника, шокирует нагота утопийцев, и он набрасывается на них, пытаясь силой повязать им хотя бы фартучки. Отсутствие в Утопии института брака приводит его на грань умопомешательства, и он грозит гееной огненной мужчинам и женщинам. Другой человек, светский, думает, что здесь у него будет немало галантных приключений, но при первой же попытке получает решительный и быстрый отпор, после чего, лежа на полу, решает вести себя иначе. Но подобные недоразумения не приводят еще к открытому конфликту между утопийцами и землянами. Утопийцы - люди терпимые.

Таким образом, в отличие от классической утопии, дающей абстрактный идеал будущего и строящей сюжет на описании, основанном на рационалистических принципах, в романе Г. Уэллса сюжетом движет острый конфликт между землянами и людьми утопического государств. Утопический роман включает характерное для Уэллса предупреждение: идеально устроенное общество не может благополучно существовать в этом мире, не вызывая у представителей иных государственных организаций желания завоевать его или разрушить, ибо современные люди еще не созрели для новых отношений, для нового государства.

Вооруженная борьба начинается, когда группа землян решает захватить Утопию и установить в ней свои порядки. Землянам удается убить двух утопийцев, но на этом и кончаются их военные успехи: утопийцы, отрезав верхушку утеса, на котором укрепились земляне, отправляют их в мировое пространство. Уцелел только мистер Барнстейпл, который сразу понял, что мир Утопии - это его мир, и пытался помешать авантюре землян.

В этом романе можно найти все черты, присущие утопическому жанру. В романе использован эффект отчуждения: перед нами предстает совершенное общество, находящееся вне реального мира, везде мы встречаем полное единомыслие среди жителей этого общества и, следовательно, там нет конфликтов. Мир этой утопии устроенный, упорядоченный. Если в классической утопии нет сатиры, ибо главное - жизнеутверждающий пафос, то у Уэллса соединяются утопия с антиутопией, поэтому сюжет включает не только описание общественного устройства идеального общества, но и сатиру на своих современников, погрязших в пороках и не готовых к жизни в подобном обществе.

"Люди как боги" - это попытка оглянуться на реальный мир, соотнести утопию с жестокой реальностью. Точки соприкосновения с реальным миром дают возможность развернуть сюжет романа. В утопии нет "я", поэтому Г. Уэллс не дает характеры людей, изображает их упрощено. У Уэллса детально рассмотрены только характеры землян: мистера Барнстейпла, мистера Берли - знаменитого лидера консервативной партии, Гуперта Кэтскилла.

В творчестве Г. Уэллса нашла свое наиболее полное воплощение традиция Дж. Свифта. У Г. Уэллса английская действительность представлена не менее гротескно, чем у великого предшественника. Для писателя "наука в окружающем его безумном мире - это страшный Дух разрушения, вызванный к жизни заклинаниями таинств алхимика в сумраке лабораторий...неслучайно будущее в его романах окрашено в зловещий багровый цвет мировых войн и социальных катаклизмов." [109]

Социальная функция науки трактуется Г. Уэллсом в свифтианской традиции. Доктор Моро и Гриффин, принадлежащие к человеческому роду, являются родными братьями марсиан из "Войны миров", которые почти установили на Земле то царство террора, о котором мечтал Гриффин.

В английской литературе есть еще один образ, необычайно близкий этим порождениям фантазии Г. Уэллса. Это мудрые лошади-гуигнгнмы из четвертой части "Путешествие Гулливера". Их мудрость, так же как и мудрость марсиан Г.Уэллса, носит нечеловеческий характер. Им недоступны человеческие чувства, страсти, желания; их общество основано на принципах бездушного прагматизма, которое проявляется даже в отношении к браку и семье: "У самца ценится по преимуществу сила, у самки - миловидность - ценится не в интересах любви, а ради предохранения расы от вырождения". В гротескных образах гуигнгнмов, так же как и в образе йеху, звучит предупреждение человечеству, попирающему законы гуманности и справедливости. Именно эта сторона образной системы гуигнгнмов развивается у Г. Уэллса в следующих параллелях: Моро - "люди-звери", марсиане - земное человечество[2.21].

Уэллс развивает и мотив дуализма человеческой природы, воплощенный Дж. Свифтом в образе гуигнгнмов, йеху и самого Гулливера. "Одним из аспектов символики двуединого образа йеху - гуигнгнм является персонификация животного и духовного начала в человеке. Это, прежде всего аллегории, даже символы. Йеху - это аллегория животной сущности человека, гуигнгнм же олицетворяет духовное начало в человеке", [2.21:112] - отмечает А.Е. Лебедев. Г. Уэллс создает аналогичные образы. Так, в романе "Остров доктора Моро" люди-звери - символ животной сущности человека, в то время как доктор Моро является аллегорией холодного разума, чуждого многочисленным слабостям человеческой натуры. Соответствие человека-зверя йеху и доктора Моро гуигнгнму очевидно.

В романах "Остров доктора Моро" [1.10] и "Человек-невидимка" [1.13] в центре - фигура ученого. Это тем более важно, что в творчестве Г. Уэллса мотив социальной ответственности ученого звучит сильнее, чем в предшествующей литературе, поэтому можно говорить и о новом типе героя- ученого. А.С. Ромм отмечает, что "самым важным для Г. Уэллса оказывается выявление социальных связей, так или иначе изменившихся, переосмысленных после того, как открытие свершилось" [2.27:115].

Человеческая мысль творит чудеса. Раскрывая тайны природы, она обнаруживает "волшебные свойства самых обыкновенных, прозаических явлений". "В романе "Человек-невидимка" раскрывается одна из самых сильнейших сторон Г. Уэллса-художника: его умение слить воедино невероятное с повседневным" [2.27:118].

Но для Г. Уэллса вопрос о ученом и обществе не исчерпывался взаимоотношениями науки и общества. Писатель в своих научно-фантастических романах подходит к более широкой теме - теме человека и мира. Г. Уэллс взглянул на современный мир через призму ожидаемых перемен.

Заключение

В работе рассмотрен утопический дискурс, особенности развития утопии и антиутопии как литературных жанров в научной фантастике Г. Уэллса. Проведенное исследование позволяет обобщить наблюдения и сделать следующие выводы.

. Утопический дискурс неразрывно связан с антиутопией как специфическим литературно-философским жанром, который формируется и достигает своего расцвета в первой половине XX в., в период бурных социально-политических и культурных событий, двух мировых войн и революций, интенсивного развития науки и создания тоталитарных режимов.

. Язык утопии в творчестве Г. Уэллса формируется в плотном контексте социально-политических, художественно-философских исканий эпохи и обнаруживает целый ряд повествовательных особенностей.

Научно-фантастические романы Г. Уэллса отличаются синтетической структурой. Они представляют собой соединение жанра приключенческого романа (тайны, карты, путешествия, чудеса, борьба с антагонистами или природой), научной фантастики (изобретения, открытия, догадки, гипотезы), утопии (идеальные общества отгорожены от внешнего мира, там нет внутренних конфликтов, нет сатиры, царит полное единомыслие) или антиутопии (на примере вымышленных обществ проверяются утопические идеи, характерен мотив предостережения, присутствует острый конфликт, драматический, напряженный сюжет, фантастика использована с целью дискредитации мира, выявления его абсурдности).

. Почти все наиболее значительные произведения Г. Уэллса демонстрируют трансформацию утопии в антиутопию. Своеобразие антиутопий Г. Уэллса ("Машина времени", "Война миров", "Человек-невидимка", "Остров доктора Моро" и другие) состоит в том, что в основе сюжетов лежит конфликт: столкновение идей о возможном прекрасном будущем, мечты об идеальном социальном устройстве с миром социального зла и морального уродства. В антиутопических романах писатель предупреждает человечество о возможных последствиях некоторых путей общественного развития и технологического прогресса. В романах-предупреждениях используется научная фантастика. Структура романов-предупреждений позволяет Г. Уэллсу, допуская возможность негативного варианта будущего, не абсолютизировать свои выводы, и он постоянно занят поисками положительной перспективы социального развития.

. В романе "Люди как боги" соединяются утопия с антиутопией. Если в классической утопии нет сатиры, ибо главное - жизнеутверждающий пафос, то у Г. Уэллса сюжет включает не только описание общественного устройства идеального общества, но и сатиру на своих современников, погрязших в пороках и не готовых к жизни в подобном обществе.

. В романах-антиутопиях Г. Уэллса уже несколько иной хронотоп, чем в научно-фантастических романах-утопиях предшествующих эпох. В романах-утопиях изображались замкнутые общества, на примере которых писатели показывали устройство будущих государств. При написании романов-антиутопий писатели ставят другую цель: они изображают не идеальное общество, а часто просто какое-то изобретение, которое может привести к войнам, мировым потрясениям. А такое изобретение ученые могут сделать и в реальной стране. То есть, в таких романах большая установка на достоверность, ведь события разворачиваются не в каком-то вымышленном месте, а, например, у Г. Уэллса - в деревушке Айпинг ("Человек-невидимка"), в Уокинге ("Война миров"). Но встречаются и замкнутые пространства, отгороженные от внешнего мира, "Остров доктора Моро" несколько выбивается из ряда других романов. Действие происходит на маленьком необитаемом островке Ноубл вулканического происхождения. Этот островок становится символом Земли, символом человеческой цивилизации, которая шла кровавыми, страшными путями.

. Г. Уэллс в своих ранних (антиутопических) романах никогда не сталкивает настоящее с тем будущим, о котором мечтает. Он сталкивает его с нежелательным будущим. Между настоящим и нежелательным будущим могут быть миллионы лет, но в настоящем уже угадываются еле уловимые признаки такого будущего. Будущее, которое Г. Уэллс изображает в "Машине времени", "Острове доктора Моро", "Войне миров" и которым грозится в "Человеке- невидимке", - это так называемое "экстраполярное будущее" [2.31:131], т.е. будущее, вытекающее из настоящего, без вмешательства воли и разума. Это будущее, которое надо предотвратить. Нежелательное будущее - "это повзрослевшее и постаревшее настоящее. То настоящее, которое в ходе лет оказалось уже на краю могилы. И надо позаботиться, чтобы оно не увлекло за собой все и всех, кому еще жить и жить" [2.12:132], - отмечает Ю.И. Кагарлицкий.

. Если в центре романов-утопий стоит изображение идеальных государств, которые, как правило, вымышлены и находятся либо на далеких островах, либо в странах, которые вообще нельзя найти ни на одной географической карте («Люди как боги»), т.е. в любом случае романы-утопии изображают общества, отгороженные от внешнего мира, то для романов-антиутопий характерна установка на достоверность: события разворачиваются в реальных государствах и городах. Это необходимо для того, чтобы показать: нежелательное будущее может наступить не где-то в другом государстве, а здесь и сейчас, в реальном месте.

Библиографический список

1.Замятин Е.И. Мы. М., 1989. - 352 с.

2.Мор Т. Утопия//Утопический роман XVI-XVII веков. М., 1871. С. 20-160.

.Платон. Диалог о Государстве. Собр. соч.: В 4 т. М., 1984, Т. 3. С.389-406.

.Уэллс Г. Дж. Собрание сочинений в 11 т. / под ред. Е.Замятина. Л., 1924 - 1926.

.Уэллс Г. Собрание сочинений в 15 т. М., 1964.

.Уэллс Г. Война миров. М., 1983. - 234 с.

.Уэллс Г. Люди как боги. Пермь, 1989. - 283 с.

.Уэллс Г. Машина времени. М., 1983. - 249 с.

.Уэллс Г. Остров доктора Моро. М., 1980.-243 с.

.Уэллс Г. Приключения человечества//Полн. собр. соч.: В 15 т. М., 1956.Т.14. С.362.

.Уэллс Г.Дж. Россия во мгле. М., 1958. - 123 с.

.Уэллс Г. Человек-невидимка. М., 1988. - 234 с.

.Хаксли О. О дивный новый мир. М., 1994. - 452 с.

.Чернышевский Н.Г. Что делать? Пермь, 1981. - 290 с.

.Баткин Л. Ренессанс и утопия//Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 1976. С. 45-67.

.Венгерова З. Фантастический роман в Англии // Северный курьер.1900. № 161. С. 24-37.

.Гальцева Р., Роднянская И. Поиски человека // Новый мир. 1988. № 12. С. 50-56.

.Завадовский М. Знакомство с Г. Уэллсом//Уэллс Г. Остров доктора Моро. М., 1980. С. 3-4.

.Динамов С. Герберт Уэллс (Опыт характеристики) // На литературном посту. 1927. № 24.С.34-42.

.Дионео (В.Шкловский). Из Англии // «Русское богатство». 1902. № 2-4.

.Дионео (В.Шкловский). Письма из Англии. Письмо пятое // Русь. 1907. № 349. С.8-56.

.Замятин Е. Герберт Уэллс. Пг.,1922 (репр.изд).СПб., 1999.- 123 с.

.Зверев А. Крушение утопии // Иностранная литература.1988.№11.С.40-43. Зверев А. Когда пробьет последний час природы//Вопросы литературы. 1989. № 11.С. 20-23.

.Кагарлицкий Ю.И. Вглядываясь в будущее. М., 1989.- 387 с.

.Кагарлицкий Ю.И. Герберт Уэллс // Уэллс Г. Полн. собр. соч.: В 15 т. М., 1964. Т. 1. С. 2-24.

.Кагарлицкий Ю.И. Уэллс и Ж. Верн//Вопросы литературы. 1962. № 6. С. 116-133.

.Михальская И. Некоторые вопросы теории романа в ранних статьях и переписке Г. Уэллса // Эстетические позиции и творческий метод писателя. М., 1972. С. 92-113.

.Михальская И. Концепция человека и жанровые структуры в творчестве Г.Уэллса // Проблемы метода и жанра в зарубежной литературе. М., 1978. С. 5-39.

.Мортон А. Английская утопия. М., 1956. - 423 с.

.Морсон Г. Границы жанра//Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы. М., 1991. - С.26-44.

.Краснов А.П. Великий фантаст//Лит. в школе. 1978. № 1. С. 87-91.

.Ландор М. Фантастическая сатира Г. Уэллса // Вопросы литературы. 1963. №12. С.28-32.

.Ланин <#"justify">.Ланин Б.А. Русская литературная антиутопия. М., 1993. - 199 с.

.Лебедев А.Е. Традиции Дж. Свифта в творчестве Г. Уэллса//Учен. зап. Горьк. гос. ун-та. Вып. 160. Горький, 1973. С. 142-143.

.Луначарский А.В. Статьи о литературе. М., 1957. - 453 с.

.Любимова А.Ф. Жанр социально-психологического романа в творчестве Г.Уэллса (1900-1914 годы). Пермь, 1985. -203 с.

.Осиновский И.Н. Томас Мор. М., 1987. - 276 с.

.Перепелицын К. Английская фантастическая литература, М.,1982. - 245 с.

.Раппопорт С.И. По поводу «Новой утопии» // Вестник Европы. 1906. №3.С.45-54.

.Ромм А.С. Г. Уэллс. Л., 1959. - 233 с.

.Савельева И.С. Социальная философия Г.Дж. Уэллса. Л., 1985. - 234 с.

.Старцев А. Ранний Уэллс // Интернациональная литература. 1935. № 5.С.45-58.

.Тузовский И.Д. Светлое завтра? Антиутопия футурологии и футурология антиутопий. Челябинск, Челяб.гос.акад. культуры и искусств, 2009. - 312 с.

.Утопии и антиутопии: их прошлое и будущее // Порог. 2003. №2.С.49-53.

.Фантасты века уходящего: Сборник статей и очерков, М.,1990. - 243 с.

.Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990. - 321 с.

.Чаликова В. Предисловие // Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы. М., 1991. С. 3-20.

.Чанцев А. Фабрика антиутопий: Дистопический дискурс в российской литературе середины 2000-х // Новое литературное обозрение. 2007. № 86. С. 84-107.

.Чубукова Е.И. Методология социального познания Г.Уэллса. Л., 1984. - 319 с.

.Чуковский К.И. Англия накануне победы. Пг., 1917 (репринт. изд). СПб., 2003. - 96 с.

52.Яковлева А.Ф. Новые миры Герберта Уэллса: Монография. М., Управление технологиями, 2006. - 154 с.

.Bond B. War and Society in Europe, 1870-1970. N.Y., Oxford, 1986. - 345 р.

.Hammond G.P. Ideas of H.G. Wells // «Wellsian». 1961. № 4. Р.45-53.

.Hammond J.R. H.G. Wells and the Modern Novel. L., 1988. - 234 р.

.Hillegas M.R. The Future as nightmare: H.G. Wells and the Antiutopians. N.Y., 1967. - 423 р.

.M. Keith Booker. Dystopian Literature. Greenwood Press, 1994. -123 р.

.Price R. Labour in British Society: an Interpretive History.L.-NY.,1986. - 229 р.

.Wagar W.W. H.G. Wells and the World State. New Haven, 1961. - 283 р.

.Wells H.G. Imperialism and Open Conspiracy. L., 1929. - 165 р.

.Wells H.G. The Outline of History. N.-Y., 1929. - 207 р.

.Wells H.G. The Salvaging of Civiliza-tion. The Probable Future of Mankind. N.Y., 1921. - 186 р.

.Wells H.G. What are we Do with Our Lives? L., 1935. - 274 р.