О возможности применения структурно-демографической теории при изучении истории России XVI века
О возможности применения структурно-демографической
теории при изучении истории России XVI века
Нефедов С.А.
Не
так давно в работе известного американского историка Честера Даннига[1] было
высказано предположение о возможности использования при изучении истории России
XVI в. структурно-демографической теории Дж. Голдстоуна[2]. Эта теория опирается
на исследования известной французской школы «Анналов» (в частности, на работы
Ф. Броделя, Э. Леруа Ладури, Э. Лабрусса, П, Шоню[3]), а также ряда известных
английских немецких историков, среди которых в первую очередь, необходимо
назвать имена В. Абеля, и М. Постана и К. Хеллинера[4].
Структурно-демографическая
концепция имеет глобальный характер и предназначена для объяснения
социально-экономических кризисов, происходивших в средние века и в новое время
в различных странах Европы и Азии. Исходным пунктом демографического подхода
является утверждение о том, что эти кризисы, как правило, были вызваны
перенаселением. Рост населения приводил к нехватке пашен, которая проявлялась в
крестьянском малоземелье, в росте цен, падении реальной заработной платы,
частых голодных годах. Низкий уровень жизни, постоянное недоедание
способствовали распространению эпидемий. С другой стороны, беднеющее население
не могло платить налоги в прежних размерах, и это приводило к финансовому
кризису государства. По мере сокращения доходов обострялась борьба внутри элиты
за их распределение. В конечном счете, кризис находил выражение в системной
катастрофе - в катастрофическом голоде и эпидемиях, в междоусобной борьбе, в
резком ослаблении государства, открывающем дорогу вторжениям врагов. Катастрофа
приводила к значительному сокращению численности населения, после чего
начинался новый «экологический цикл». Изобилие свободных пашен, недостаток
рабочей силы в период после катастрофы было причиной повышения уровня жизни
крестьян и быстрого роста населения. Через некоторое время потери восполнялись
и начинался новый кризис перенаселения[5].
Честер
Даннинг полагает, что демографический подход может использоваться и при
объяснении общих тенденций истории России XVI века. В подтверждение своей точки
зрения американский историк указывает на такие типичные, с точки зрения
демографического подхода, проявления назревающего кризиса как рост населения,
сопровождавшийся ростом цен и обострением социальных конфликтов во второй
половине столетия[6]. Однако Ч. Даннинг предложил лишь краткий анализ общих
тенденций на протяжении всего XVI века, полагая, что рост населения и цен
продолжался вплоть до кризиса времен Смуты. В этой заметке мы попытаемся
несколько расширить и конкретизировать аргументацию Ч. Даннинга, и более
подробно проследить динамику основных переменных, которыми оперирует
структурно-демографическая теория. Автор не предполагает, что его выводы
относительно возможности применения этой теории к изучению истории России
являются окончательными, мы пытаемся лишь очертить контуры возможной дискуссии,
которая более подробно рассмотрит этот вопрос.
Ключевой
переменной структурно-демографической теории является численность населения.
Рост населения в мирных условиях свидетельствует о наличии продовольственных
ресурсов, замедление и прекращение роста - об ухудшении продовольственной
ситуации. Статистические данные, позволяющие проиллюстрировать рост населения в
России XVI века, относятся в основном к северо-западу страны. Известно, что в
Шелонской и Бежецкой пятинах новгородчины численность населения увеличилась за
полвека на 20-40%, соответственно возросла и площадь пашни. Для центра, в
отличие от новгородчины, нет объемных статистических материалов, – имеются лишь
отдельные примеры, указывающие на рост числа дворов в отдельных волостках или
имениях в 1,5, в 2, в 3 раза. Нормой крестьянского участка в центральных
областях в начале столетия считалась выть – пять десятин в поле, однако в
середине века чаще встречаются наделы в 2?, 3, 4 десятины. Об увеличении
населения говорит так же быстрый рост городов – их общее число увеличилось за
полвека с 96 до 160. Эти и другие имеющиеся данные позволили А. И. Копаневу
утверждать, что за первую половину XVI века население в целом увеличилось в 1,5
раза и достигло 9-10 млн[7].
В
соответствии с демографической теорией рост населения должен был привести к
исчерпанию ресурсов свободных земель, нехватке продовольствия, что в свою
очередь, влечет замедление роста населения. «Если в начале XVI века на
периферии старых владений еще есть резерв годных к освоению земель, - отмечает
Л. И. Ивина, - то к середине XVI века он полностью исчерпывается, как например,
во владениях Троице-Сергиева монастыря близ Углича... Плотность поселений
внутри владений возрастает... Увеличиваются сами поселения, многие деревни
превращаются в сельца и села»[8]. В отдельных районах имеются явные
свидетельства нехватки земли и перенаселения. Отмечается нехватка земли в
Белозерском крае; здесь на двор приходилось лишь по 6 десятин и, по расчетам
специалистов, зерна не хватало до следующего урожая[9]. Тяжелое положение
сложилось в некоторых пятинах новгородчины: по расчетам петербургских историков
в первой половине XVI века зерновое производство на поместных землях Водской и
Деревской пятин не обеспечивало минимального уровня потребления в 15 пудов
хлеба* на человека[10]. Следствием постоянного недоедания была стагнация
численности населения. Так, известно, что во второй половине XV века население
Водской и Деревской пятин значительно возросло, но затем оно стало уменьшаться.
С 1500 по 1540 год население уменьшилось в Водской пятине на 17%, а в Деревской
пятине - на 13%. Недостаток хлеба заставлял крестьян заниматься торговлей и
промыслами - или уходить в более хлебные районы. Низкий уровень потребления
способствовал увеличению смертности от эпидемий; при Василии III летописи по
крайней мере четыре раза отмечают в этом районе мор - в то время как в центре
страны эпидемии не упоминаются[11]. Таким образом, мы видим, что рост населения
достиг той точки, которая характеризуется исчерпанием природных ресурсов - и в
результате население стало сокращаться. Конечно, это перенаселение было
относительным - население достигла максимума, обусловленного уровнем развития
сельского хозяйства и уровнем повинностей, то есть социально-экономическими
характеристиками конкретного общества. То обстоятельство, что стагнация
началась именно на Северо-Западе, по-видимому, в немалой степени объясняется
скудными почвами этого региона и высоким уровнем ренты, сохранившимся здесь со
времен независимой Новгородской республики[12].
_____________
*
Здесь и далее исчисление ведется в пудах «хлеба»: четверть ржи (4 пуда) плюс
четверть овса (2,7 пуда) составляют «юфть» - 6,7 пуда «хлеба». Четверть овса
обычно стоила в 2 раза дешевле ржи, поэтому цена пуда «хлеба» составляла 9/10
от цены пуда ржи.
Таким
образом, ситуацию на Северо-Западе можно трактовать как ситуацию экологического
равновесия, когда увеличение смертности от недоедания и эпидемий компенсирует
естественную рождаемость. Экологическое равновесие обычно не бывает устойчивым,
случайные колебания внешних факторов, большой неурожай, резкий рост налогов или
эпидемия, могут привести к катастрофе, подобной той, которая произошла в Европе
в середине XIV века. В те времена связь между недоеданием и «Черной смертью»
была чем-то очевидным; такого же мнения придерживаются и многие современные
исследователи[13].
Другой
важной переменной, акцентируемой структурно-демографической концепцией,
является рост цен. По новгородским источникам, в 1470-1500 годах цены на рожь
увеличились с 7 до 10 денег за четверть, но затем рост приостановился до
середины 20-х годов. Впоследствии цены снова стали расти, в 1532 году цена в
Иосифо-Волоколамском монастыре составляла 23 деньги, во время неурожая 1543-44
годов цены на новгородчине поднялись до 30-40 денег. В середине XVI века в
Россию после долгого перерыва вновь пришел голод; в 1548-49 годах голод охватил
северные районы страны. Голод сопровождали эпидемии; в 1552 году разразилась
страшная эпидемия в Новгороде и Пскове; в Пскове погибло 30 тысяч человек. В
1556/57 году снова пришел голод, свирепствовавший в Заволжье и на Севере; в
результате голода и бегства крестьян на юг в северных областях началось
запустение. В конце 50-х годов на Двине пустовало до 40% пашни[14].
Однако,
уточняя построения Ч. Даннинга, нужно отметить, что реальным мерилом избытка
или недостатка ресурсов в экономической истории являются не собственно цены, а
реальная заработная плата - заработная плата, исчисленная в килограммах зерна.
В. Абель в своем фундаментальном исследовании привел десятки графиков, дающих
сравнительный анализ динамики реальной заработной платы в различных странах на
протяжении XVI- XVIII веков. На этих графиках сопутствующее росту населения
падение реальной заработной платы свидетельствует о нехватке ресурсов и
перенаселении[15]. Приложимо ли общеэкономическое понятие реальной заработной
платы в условиях России XVI века? Мы полагаем, что приложимо, коль скоро в те
времена существовали свободные работники на вольном найме. Около 1520 года
обычная дневная оплата неквалифицированного работника в Москве составляла
полторы деньги в день, а четверть ржи стоила 10 денег, на дневную плату рабочий
мог купить около 11 кг хлеба. По европейским меркам, это весьма высокий уровень
оплаты, свидетельствующей об относительном изобилии продовольственных ресурсов.
В 1568 году работник на Белоозере получал 1 деньгу в день, а четверть ржи
стоила 20 денег, на дневную зарплату можно было купить 3,6 кг зерна. Таким
образом, реальная заработная плата за полвека уменьшилась втрое, что
свидетельствует о росте населения и нехватке продовольственных ресурсов.
Дневная плата в 3,6 кг кажется довольно большой, но нужно учесть, что
поденщиков брали на короткие сроки, что большую часть года они не имели работы
(в конце XIX века оплата при поденном найме летом в 3 раза превосходила дневную
оплату при годовом найме). В действительности уровень дневной оплаты в 3-4 кг –
это был уровень, характерный для времен кризиса и голода, во времена «кризиса XVII
века» в Европе уровень оплаты составлял 4-5 кг[16].
Правда,
в нашем распоряжении имеются лишь единичные данные о поденном найме; гораздо
больше информации имеется об условиях годового найма монастырских работников.
Монастыри привлекали для различных работ наемных работников, «казаков» или
«детенышей», иногда на короткие сроки, но чаще на год; эти работники получали
от монастыря продукты и денежное содержание, «оброк». Большинство «детенышей»
были взрослыми людьми, они заключали устный договор с монахами, и, получая
оброк авансом, представляли поручителей, которые отвечали за их добросовестный
труд своим имуществом. «Детеныши» были вольны уйти из монастыря, но при этом
должны были вернуть оброк[17]. В 50-х годах оброк детенышей в
Иосифо-Волоколамском монастыре составлял 80 денег в год, что в переводе на хлеб
эквивалентно 1,2 кг хлеба в день[18]. Впоследствии мы видим столь низкий
уровень оплаты лишь один раз, во время голода 1588-89 годов[19] – однако тогда
этот голодный уровень держался лишь один год, а 50-х годах это была обычная
плата. Таким образом уровень жизни этой категории населения в 50-х годах был
примерно таким же, как в голодные годы, что свидетельствует об ухудшении
продовольственной ситуации по сравнению с началом столетия.
Таким
образом, первые симптомы надвигающегося социально-экономического кризиса
появились задолго до Ливонской войны и «опричнины». Россия не представляла
собой экономического единства, в ней были относительно богатые и относительно
бедные, перенаселенные области. Обширные пространства Московии производили
обманчивое впечатление – в действительности суровый климат и бедные почвы
приводили к тому, что многие районы не могли прокормить свое население. Север и
новгородчина издавна относились к бедным областям; здесь часто бывали неурожаи,
сюда привозили хлеб из центральных районов. В то же время существовали
относительно благополучные области; в Замосковном крае положение оставалось
довольно благоприятным, и здесь до 1560 года продолжался рост населения. Однако
в 1560-61 годах голод пришел и в Замосковье, цена ржи в центральных районах
поднялась до 50-60 денег за четверть. Характерно, что в качестве причины голода
старцы Иосифо-Волоколамского монастыря указали на недостаток угодий и на рост
государевых повинностей[20].
В
1558 году началась Ливонская война. Война была тяжелой: события обернулись так,
что России пришлось сражаться одновременно с ливонцами, Швецией, Литвой и с
Крымом. С началом войны налоги увеличились примерно с 1,7 до 2,8 пудов хлеба на
душу населения - однако оказалось, что этого недостаточно. Необходимо было
вводить новые военные налоги – и в 1566 году царь созвал собор, чтобы решить
самый важный вопрос: нужно ли продолжать войну? В конечном счете собор
практически единодушно высказался за продолжение войны и за увеличение
налогов[21]. Это было роковое решение, которое привело к катастрофе.
1525-1535
Похожие работы на - О возможности применения структурно-демографической теории при изучении истории России XVI века
|