Древний Ближний Восток - истоки философского мышления
Древний Ближний Восток - истоки
философского мышления
Люди
уже в доисторические времена создавали представление о мире, который их
окружает, и о силах, которые правят и миром, и человеком. О существовании этих
взглядов и представлений свидетельствуют материальные остатки древнейших
культур, археологические находки. Примитивный способ производства и старейшие
формы организации общества, которое еще не было классово дифференцированным,
оставили лишь эти косвенные свидетельства, говорящие о “мировоззрении” своих
носителей. Прогрессирующее развитие производительных сил и более сложная
структура общества неотделимы от расширения опыта и знаний о мире и тех
закономерностей, которые влияют на природу и человека. Этот процесс вел к
образованию классовых обществ с более сложной организацией производства, к
созданию письменности. Первые доказательства существования письменности на
изломе 4-го и 3-го тысячелетий до н. э. были получены на территории Месопотамии
и Египта. Письменные заметки, которые первоначально применялись в хозяйственной
и деловой областях, постепенно охватывали мир мыслей и “создателей” письма, и
всех тех, кто получил от них это наследие, совершенствовал и использовал его.
Древнейшие
письменные памятники ближневосточных областей не представляют, очевидно,
целостных философских систем с точным понятийным аппаратом. В них не отражена
проблематика бытия и существования мира (онтология), нет четкости в вопросе о
возможностях человека познать мир (гносеология). На эту ступень развития вышли
лишь античные мыслители, которые стоят у начала традиции европейского
философского мышления. Развитие древнегреческой философии и всей дальнейшей,
связанной с ней традиции не было бы понято в полной мере и объяснимо без знания
наследия мысли древнейших цивилизаций Ближнего Востока, оказавших значительное
влияние на греческую культуру в самых древних ее слоях. Однако систематическое
исследование ближневосточных цивилизаций сравнительно молодо и едва превышает
сто лет.
Примечательно,
что древнейшие античные философы жили в греческих колониях Малой Азии, в
торговых и экономических центрах, где они не только были окружены восточной
материальной культурой, не только ощущали политическую мощь государств
ближневосточного региона, но и знакомились с различными специальными знаниями,
религиозными представлениями и т. д. Этот живой и всесторонний контакт с
разными культурными слоями должен был влиять на греческих мыслителей, которые
стремились теоретически оформить свое мировоззрение. Их наивный спекулятивный
подход к вопросам о том, что является причиной, основой и принципом всего
существующего, что такое движение и каков источник изменений, происходящих в
природе, лишь постепенно освобождался от ряда представлений и понятий, взятых
из мифов, как собственных, греческих, так и соседних народов.
Миф
— одна из форм выражения человеком своего отношения к миру и опосредованного
постижения социальных отношений определенной целостности. Это — первый, пусть
фантастический, ответ на вопросы о возникновении мира, о смысле естественного
порядка. В нем определяется также предназначение и содержание индивидуального
человеческого существования. Мифическое изображение мира тесно связано с
религиозными представлениями, содержит ряд иррациональных элементов, отличается
антропоморфизмом и персонифицирует силы природы. Однако оно содержит и сумму
знаний о природе и человеческом обществе, приобретенных на основе векового
опыта. В этой недифференцированной целостности мифа отражались изменения и в
социально-экономической структуре общества, и в политических силах в процессе
централизации древнейших государственных образований.
Важным
условием появления новых сведений о человеке и о природных силах, которые его
окружают, было углубляющееся разделение труда и формирование древнейших
классовых обществ. К. Маркс и Ф. Энгельс в “Немецкой идеологии” выделяют этот
момент как основную предпосылку развития всякого теоретического мышления.
“Разделение труда становится действительным разделением труда лишь с того
момента, когда появляется разделение материального и духовного труда. С этого
момента сознание может действительно вообразить себе, что оно нечто иное, чем
осознание существующей практики, что оно может действительно представлять себе
что-нибудь, не представляя себе чего-нибудь действительного, — с этого момента
сознание в состоянии эмансипироваться от мира и перейти к образованию “чистой”
теории, теологии, философии, морали и т. д.”.
Одним
из конкретных проявлений этой новой ситуации было, по К. Марксу и Ф. Энгельсу,
возникновение социальной группы, которая профессионально занимается “чистой”
теорией. В древнейшие времена подобную группу составляли прежде всего
священнослужители. Их политические и экономические интересы поэтому воплощались
в религиозные представления, содержащиеся в мифологическом объяснении мира, и
модифицировали их. Осуществлялось это прежде всего там, где мифологическое
предание становилось частью культа. Общественная практика, однако, постоянно
накапливала знания и опыт, которые нужно было брать во внимание и которые,
создавая предпосылки для возникновения отдельных научных дисциплин, влияли на
развитие теоретического мышления.
Этот
процесс можно проследить во всех регионах Ближнего Востока. Наглядным примером
может служить его развитие в Месопотамии. С начала 2-го тысячелетия до н. э., о
чем говорят письменные памятники, здесь развивались общества оседлых
земледельцев. Экономическое развитие, политическое влияние и культурный расцвет
этих старейших классовых обществ в значительной мере связано с интенсивным
земледелием, с развитием ирригационной системы. Специфические природные условия
ускоряли процесс разделения труда и связанную с ним социальную дифференциацию.
Рука об руку с углубляющимся разделением труда шли концентрация населения в
городах, развитие ремесла, торговли и дальнейшая специализация труда.
Все
эти факторы весьма интенсивно воздействовали на сознание человека. Новые
хозяйственные виды деятельности предполагали практическое овладение многими
природными закономерностями и их понимание. Строительство обширных
ирригационных систем, больших городов, дворцов, храмов, развитие ремесел и
интенсивное земледелие требовали, безусловно, большого опыта и знаний. Для их
закрепления и передачи требовались специальная терминология, понятийный
аппарат, что служило одной из предпосылок дальнейшего практического развития
определённых областей знания, закладывающих основы будущих научных дисциплин:
математики, геометрии, механики, астрономии и т. д. Автономизацию рационального
подхода к реальности от иррационального можно проследить и в медицине, где
наряду с магической практикой начинают применяться операции, действительно
исходящие из познания некоторых естественных функций организма.
Рациональный
подход к явлениям природы, связанный с конкретной трудовой деятельностью,
создал предпосылки для образования ряда научных направлений. Этот процесс не
мог, однако, быть завершен до тех пор, пока природа как целое оставалась
персонифицированной божествами, деятельность и воля которых познавались лишь
посредством религиозных обрядов. Более того, истолкование “божественной воли”
монополизировали священнослужители.
Зависимость
индивида от мифологических представлений в течение всей долгой истории
Месопотамии была значительной. Источники того времени свидетельствуют об
изменениях, которые происходили в этой области в различные периоды. Важным
доказательством секуляризации мышления в области общественных отношений
являются старейшие сборники правовых норм и предписаний. Сохранились шумерские
и древневавилонские правовые предписания конца 3-го — начала 2-го тысячелетия
до н. э. Регуляция жизни общества нормами, провозглашенными правителем,
бесспорно, принадлежит к важным проявлениям процесса автономизации
человеческого мышления по отношению к универсальному мифологическому воззрению
на мир. Вопрос вины и наказания, исходящий уже не из традиционно существующих
этических норм, а из новых экономических и социальных потребностей правящего
класса, выходит за пределы области религиозной жизни и в большинстве случаев
избавлен от различных “сверхъестественных” вмешательств. В постановлениях
правители еще обращаются к божественному авторитету, но конкретное содержание
правовых мероприятий и их воплощение носят по преимуществу светский характер и
соединяют текущую практику с конкретными потребностями правителя при
организации общества и укреплении собственной власти.
Рациональное
отношение человека к природе и обществу, проявившееся в понимании некоторых
естественных и общественных закономерностей, непосредственно связанных с
повседневной практикой, не вызвало, однако, ни у шумеров, ни у вавилонян
потребности искать новые ответы на вопросы о возникновении космоса, о сущности
природных явлений и о месте человека в мире. Космогонические воззрения, содержащиеся
в старейших месопотамских мифах, прошли определенное развитие, в них отразился
новый социальный и политический опыт: эти изменения можно найти и в
представлениях о месте человека, и в этических нормах, но миф всегда оставался
формой объяснения этих мировоззренческих представлений.
Миф
в древней Месопотамии служил универсальным объяснением достигнутого уровня
познания. Однако наряду с религиозными представлениями он содержал и
предпосылки развития науки и философии. В этом смысле он интегрировал в себе
элементы, между которыми постоянно имелось противоречие. С одной стороны, для
человека Месопотамии существовал ряд вещей познанных и освоенных, с другой —
неизвестный и враждебный мир природы. Справиться с непонятными явлениями
действительности можно было в эту эпоху лишь “созданием” устойчивого
космического порядка, на который проецировались существующие общественные
отношения. Поэтому космогонические мифы содержат символическую борьбу принципов
порядка и хаоса: хаос всегда враждебен богам и людям.
В
самой распространенной космогонии месопотамского мира “Энума элиш” (“Когда
наверху...”), которая имеет аналоги и в соседних регионах и во многом
напоминает греческую мифологию, порядок представляет верховный вавилонский бог
Мардук. Этот бог помогает другим божествам в борьбе с Тиамат — соленым
праокеаном, из которого путем смешения с пресной водой (Апсу) родились все
остальные боги. Структура и иерархия этого божественного общества были явно
выведены из отношений, которые складывались между членами древнейших общин в
процессе формирования первых классовых образований и централизации власти. Так
как мифы становились принадлежностью религиозного культа, в них сохранялись
определенные представления наиболее архаичных слоев общественного сознания.
Мардук, например, стал правителем богов на основе их выбора именно в то время,
когда им угрожало нападение Тиамат, что, несомненно, отражало древнюю
социальную практику. В то же время в мифах содержалось и сознательное
стремление восславить проводимое упорядочение общества, а существующую власть
подкрепить божественным авторитетом.
Этот
идеологический момент, отражающий общественный интерес, наглядно подтверждает
изменение функций и места отдельных божественных патронов определенных племен,
областей и городов. Авторитет и значение богов возвышались и приходили в
упадок, набирали силу и влияние и теряли их. В качестве примера вновь можно
сослаться на первоначально местного и малозначащего бога Вавилона Мардука,
который вместе с ростом мощи своего города становится главным богом во всем
государстве. В литературной форме этот процесс представлен в мифе “Энума элиш”.
Подобный процесс, мотивированный стремлением правящих кругов укрепить и
идеологически поддержать социальные и политические изменения и закрепить их в
общественной надстройке, происходит и в Ассирии. В ассирийском варианте этого
мифа (примерно IX в. до н. э.) на месте Мардука стоит главный бог города
Ассирии — Ашшура.
Прослеживать
момент социального интереса в мифологических представлениях весьма сложно, но,
так как он пронизывает все представления, показать изменения в общественном
сознании весьма необходимо. В первых проявлениях философского мышления,
встречающихся в древнейших мифах, идеологический аспект крайне важен. Он
выступает на первый план там, где речь идет о проблематике, касающейся места
человека в обществе. К идеологической функции мифа можно отнести, например,
подчеркивание божественного происхождения королевской власти, значения сословия
священнослужителей, а также обоснование перемещения политической власти и т. д.
Наряду
с вопросами о возникновении космоса, мирового порядка и божественных законов,
правящих миром, в месопотамском мышлении, как, впрочем, позднее и в греческой
философии, возникают вопросы, касающиеся познания смысла человеческой жизни, а
также этических норм. Важным источником для изучения этой проблематики являются
так называемые свары — сборники пословиц, афоризмов, поучительных историй и
другие литературные памятники, включая эпосы, в которых рассматривались
жизненные ситуации и человеческие проблемы, а иногда давались и советы, как их
решать. Эта литературная традиция является более широкой, чем собственно
мифологическое предание, хотя они часто взаимопроникают и дополняют друг друга.
Примером
может служить “Эпос о Гильгамеше”. Рассказ о судьбе и деятельности урукского
царя, правдоподобной исторической фигуры первой половины 3-го тысячелетия до н.
э., который ищет бессмертия и задается вопросом о смысле человеческой жизни,
представляет собой общее завещание шумеров, вавилонян и ассирийцев мировой
культуре. В связи с поисками более широких предпосылок философского мышления
можно привести хотя бы философские положения, содержащиеся в этом эпосе. На
вопрос Гильгамеша о смысле жизни, которая оканчивается смертью, отвечает
Утнапишти — единственный бессмертный из людей:
Жестокой
смерти не избегнешь!
Разве
навеки мы строим дом?
Разве
навеки ставим печать?
Разве
навеки братья разделяют наследство?
Разве
навеки утвердился на земле гнев?
Разве
навеки вздымается река и несет наводнение?
Куколку
свою оставляет бабочка.
Тот
облик, которым она могла быть обращена постоянно к солнцу, не может
существовать всегда!
Спящий
и мертвый — как они подобны — разве оба они не создают образ смерти?
В
этой мысли, которая часто встречается в эпосе и образует смысл всех
человеческих деяний, усматривается выражение традиционно пассивного подхода
человека Месопотамии к жизни и собственной судьбе. Такой подход, однако, не
характерен для всего содержания эпоса. Доминирует мысль о том, что
ограниченность жизни во времени вынуждает человека сосредоточиться на его
земной стезе и в этом мире реализовать все цели и стремления, что человек сам,
собственными усилиями, может достичь бессмертия. К этому стремится Гильгамеш,
когда он вместе со своим товарищем Энкиду идет на борьбу с чудовищем Хумбабой.
Он выражает это такими словами:
На
бой пусть решится сердце твое, забудь о смерти, отбрось страх !
Муж
смелый, ловкий и осторожный, который идет впереди, защитит себя и в здравии
друга сохранит!
Если
же оба, однако, падут, защитит свое имя!
В
эпосе содержится еще целый ряд мыслей, которые восславляют человеческое деяние,
отвагу обоих героев, сражающихся против чудовищ и богов, их дружбу и т д.
Вопрос
“как жить” в месопотамской литературной традиции встречается сравнительно
часто. На него дается ответ в многочисленных пословицах, поучениях и советах,
которые во многом напоминают изречения древнегреческих “семи мудрецов”. В
некоторых сохранившихся памятниках их создатели с сомнением подходят вопросу
относительно смысла религиозного культа. Примером могут служить литературные
сочинения “Иова” и “Диалог господина с рабом”, в которых заметен отход автора
от существовавших религиозных и социальных установок.
—
Раб, предстань!
—
Я здесь, господин мой!
—
Поспеши и принеси мне воду, хочу умыть руки, хочу своему богу принести жертву
—
Принес, господин мой, принес!
Человек,
приносящий своему богу жертву, спокоен в своем сердце и дает ссуду под
проценты.
—
Никогда, раб, я своему богу жертву не принесу.
—
Не приноси, господин мой, не приноси! Привыкнет бог ходить за тобою, как пес, и
повторять: “Исповедуй мой культ!” “Не посоветуешься ли со своим богом?” и
постоянно чего-то хотеть (от тебя).
Скептицизм
человека Месопотамии, касающийся возможностей его познания, в условиях древнего
Ближнего Востока не был чем-то исключительным. Для сравнения можно привести
египетские литературные сочинения Среднего царства “Разговор человека с его
душой” и “Песня арфиста”. Здесь также проявляются сомнения относительно
религиозного культа и загробной жизни.
Несмотря
на эти моменты, которые можно обнаружить в ближневосточной литературной
традиции, традиционная мифология оставалась главным источником, откуда
месопотамцы черпали сведения о своем месте в мире. В Месопотамии, так же как и
в других областях древнего Ближнего Востока, не произошло отделения науки и
философии от универсального мифологического понимания мира. Случилось это не
потому, что здесь отсутствовали предпосылки подобного отделения, но потому, что
уровень накопленных знаний и социально-экономические условия этого не
требовали. Выше мы обратили внимание на сходные черты и часто даже на прямое
влияние месопотамских представлений на возникновение древнейших античных
философских систем, что, безусловно, ни в коей степени не умаляет вклада
греческих мыслителей. Знакомство с древними восточными цивилизациями дает
возможность более глубоко понять предпосылки их идей, которые не исчерпываются
лишь спецификой условий жизни граждан греческих полисов в Малой Азии.
Предшествующая традиция здесь определяла не только содержание, но и форму
досократовской философии. Если, например, Фалес видел праматерию в воде, а всю
природу принимал как “живую”, то можно обнаружить связь между этим его
утверждением и отношением к воде как к началу, характерному для древних народов
Месопотамии и Египта. Фалес, Пифагор и другие греческие философы, кроме того,
посещали страны Ближнего Востока и знакомились с духовным наследием этих
древнейших цивилизаций непосредственно.
Влияние
месопотамских представлений о мире заметно также в учении так называемых
орфиков. Древнейшая греческая философия не ограничилась, однако, этими
влияниями. Греки в своих рассуждениях о сути бытия и его проявлениях очень
быстро оставили старые мифические представления. Миф в их изложении лишь одна
из возможностей объяснения и передачи своих наблюдений и знаний о мире. Сумма
накопленного опыта, которую они расширили и упорядочили, позволила им в новых
общественных условиях, опираясь на рациональное понимание реальности, давать
ответы на вопросы, касающиеся существования мира и человека.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.ancient.ru/